Клетка

Да, конечно, 3 сентября 1945 года. Уже несколько дней он дома, уже…

До четвертинки - рукой подать, магазин рядом, но заходить туда опасно, впереди вышагивает знакомый из областной прокуратуры. И так уже ползет слушок о загулах, в которые якобы впадает бывший народный следователь, и Гастев свернул в переулок, не дойдя до магазина; теперь, весь находясь в году сорок пятом, никого уже не видел он и видеть не мог, ибо после полудня 3 сентября того года был дома и собирался идти в институт - восстанавливаться. Позади - война, демобилизация, возвращение в родной город, военкомат, милиция, домоуправ, паспортный стол; впереди - учеба, диплом, работа. Офицерские брюки, хромовые сапоги, начищенные до блеска, китель (ордена и медали на нем поблескивают и позванивают), зачетная книжка в кармане, погоны сняты, но фронтовым духом веет от кровью заработанных наград, от нашивок за ранения, - в таком виде хотел предстать перед институтской верхушкой: да, это я, тот самый, которого спихнули вы на ХПФ, и не надо жалких слов оправдания, я вас прощаю!… Осмотрел себя в зеркале, подвигал плечами и замер - увидел отраженный взгляд матери, любующейся сыном, услышал вздох ее: «Ну, теперь можно…» И что «теперь можно» - понял. Умирать можно - вот что недоговорила мать. Она родила сына, она вырастила его, она вымолила у судьбы жизнь его на войне, сын перенес уже смерть отца и теперь безропотно встретит кончину матери. И стыдно стало - перед кем выхваляться вздумал? Плевать ему на институтское начальство!… Сапоги - в угол, китель и брюки - на вешалку, из Вены, последнего места службы, привезены три костюма, выбрал самый скромный, поцеловал мать - и на трамвай. По уважительной причине отсутствовал студент четвертого курса хозяйственно-правового факультета Гастев Сергей Васильевич, прошу зачислить в институт для продолжения учебы - такая форма поведения выбралась.