Клетка и жизнь

Современные молодые ученые, которым под сорок и меньше, даже знающие историю советской науки, все равно не могут представить, что означало в 1960-70-е гг. попасть на стажировку в западную страну. С поездкой на Запад, да еще не в составе официальной делегации под присмотром «куратора», а неподнадзорным сотрудником ведущей лаборатории, мог бы сравниться сегодня разве что полет космонавтом на Луну! Так Юрий Маркович стажировался в Англии, а потом в США. Продолжая аналогию, надо сказать, что и для западных коллег разве что высадка марсианина перед их институтом могла бы вызвать удивление, сравнимое с тем, что они испытали по поводу приезда молодого русского ученого, который свободно говорил по-английски, был в курсе передовой науки и не уклонялся от осуждения мракобесных воззрений Лысенко.

В отличие от многих своих коллег, Юрий Маркович всегда думал о репутации не только сиюминутной, но и в отдаленном будущем. Он был свидетелем позорного восхваления Лепешинской, в том числе и вполне серьезными учеными. Восхваления вынужденного, но от того не менее позорного. Однажды сказал мне: «Запомни, власть может меняться, а твои слова на собрании и подпись под каким-нибудь письмом останутся твоим позором».

Конец его выездной карьеры был связан со следующим эпизодом: в какой-то момент, вернувшись из-за границы и сдав положенный научный отчет о командировке, Ю.М. был вызван в другой кабинет, где его попросили написать уже более подробный отчет о тех, с кем он встречался. Юрий Маркович писать такой отчет отказался и предложил, если им нужно, воспользоваться его научным отчетом. После этого отказа Ю.М. 15 (пятнадцать!!!) лет, пока не настала перестройка, не выпускали за границу.

Как-то мы с ним подробно обсуждали этот, на мой взгляд, один из важнейших в его жизни эпизод, и я заметил, что некоторые наши коллеги писали такие отчеты, делая их абсолютно невинными и бессмысленными с любой точки зрения. Так, один коллега перечислял всех западных ученых, с которыми встречался и выпивал, и про каждого писал: «Профессор Смит положительно относится к Советскому Союзу и к его миролюбивой политике», «Профессор Джонсон положительно относится к Советскому Союзу и к его миролюбивой политике» и все в таком духе. Я спросил Ю.М., почему и он не пошел по такому пути, и хорошо запомнил его ответ: «Неважно, что бы я написал в этом отчете. Но представь себе, что когда-нибудь рухнет эта власть, откроются архивы КГБ и мои внуки узнают, что я был у них осведомителем».

Этот разговор происходил в глубокие годы застоя, когда сама мысль о том, что советская власть может рухнуть, казалась такой же фантастической, как конец Вселенной.

5. Мясо для КГБ

Это случилось в те же застойные 70-е годы. Благодаря тому, что мы все-таки время от времени печатали статьи в западных научных журналах, а Юрия Марковича некоторые на Западе помнили лично, к нам изредка все же приезжали иностранные ученые. Конечно, за всеми контактами тщательно следили. Одного из таких ученых Ю.М. решил пригласить домой на обед вмести с нами, его сотрудниками. Иностранный отдел Института онкологии, куда гость официально приехал, дал разрешение, но предупредил, что с нашим гостем придет переводчик. Мы все неплохо знали английский, и переводчик был нам, конечно же, не нужен. И нам, и иностранному отделу роль этого переводчика была совершенно ясна. Элина Наумовна кипятилась больше всех! И, так до конца и не смирившись с навязанным гостем, заявила, что посадит его в самый дальний конец стола и даст ему самый плохой кусок мяса с костями. Но делать было нечего. В определенный вечер мы собрались в квартире Васильева на Каширке и в точно назначенное время появился наш гость с переводчиком лет сорока. Последний, окинув нас опытным взглядом, быстро оценил обстановку. Отозвав в сторону Ю.М., он тихо о чем-то стал ему нашептывать. После этого переводчик неожиданно исчез, а мы замечательно посидели с гостем.

Очень нескоро Ю.М. по секрету рассказал, как ему удалось спровадить переводчика. Это оказалось совсем несложно. Тот сам сказал; «Знаете, я уже два дня хожу с вашим профессором по Москве с утра и до ночи. Жену и детей два дня не видел. Давайте в вашем отчете в иностранный отдел вы напишете, что я присутствовал за обедом, а я в своем отчете напишу, что все было в порядке!» На том и расстались.

6. Мы не хуже их!

Хотя в те годы ни Ю.М., ни уж тем более мы не могли поехать за границу, Ю.М. настойчиво старался избавить нас от провинциальных комплексов. Он учил, что наука интернациональна, что нет русской или французской биологии, что мы не хуже их и что публикаций в русском Вестнике общества естествоиспытателей недостаточно для участия в соревновании исследователей, которое идет на глобальном уровне. Благодаря Ю.М. мы чувствовали себя частью мировой науки. В те глухие годы это было совсем не тривиально.