Клетка из слов [Литрес]

Уайлдер, день одиннадцатый

Я не помню, как писал этот фрагмент про колдовство. Наверное, просто раскручивал мысль, которую много лет назад заронил мне в голову Скай, – что можно запереть человека в книге.

Наверное.

Утро началось великолепно, потому что мне кажется, что она ушла. Чудесный момент. Я заглядываю во все углы в спальне, изучаю потолок, выбираюсь из постели и ищу ледяные мокрые следы, которые она могла оставить после себя. Но на полу ничего нет.

Во мне растет надежда. Может, Ребекка ушла навсегда. Может, ей стало скучно, она нашла кого-то другого или просто умерла. Она вообще может умереть?

Но когда я открываю дверь в ванную, вижу ее в коридоре: она стоит и ждет в своем летящем платье. Кажется, каждый раз, когда я вижу Ребекку, ее лицо все белее и все больше подвергнуто разложению – губы все синее. Сегодня у нее что-то болтается возле уха. Это оторванный кусок на месте, где должна быть левая мочка. Он всегда там был?

Ребекка следует за мной по пятам, когда я иду в ванную. Я не оборачиваюсь. У меня есть теория, что она становится более детализированной, когда я долго на нее смотрю. Добавляются маленькие детали, как, например, эти перламутровые пуговицы на рукавах, которых вчера не было. Она не идет за мной в душ. Тактично ждет снаружи.

На кухне я аккуратно обхожу Ребекку, чтобы подойти к чайнику. Касаться ее – плохая идея. Очень плохая. Я не повторю эту ошибку. Мое тело холодеет, когда я думаю об этом.

Ты не можешь касаться, слышать или чувствовать их. Галлюцинации Шарля Бонне. Но, конечно, даже врачи иногда ошибаются.

Меня заметает что-то белое. Пепел моей жизни. Нет, снег. Идет снег. Я чувствую, как кто-то трясет меня, и уже готов закричать. Теперь Ребекка может меня касаться?

– Эй, – говорит голос Харпер. – Пойдем внутрь.

Даже если она убийца, я ужасно рад видеть живого человека. Я льну к Харпер, пока мы идем в дом.

– Я понимаю, что все это прозвучит безумно, – начинаю я. У меня в руках дымится кружка кофе.

Я прав, так и выходит. Харпер смотрит на меня тем же взглядом, которым я смеряю студентов-двоечников, когда они нелепо врут, чтобы получить отсрочку по сдаче курсовой. В нем видна жалость.

– Ты говоришь, что тебя преследуют персонажи из книги.

– Из книги Ская! – с отчаянием подтверждаю я. – И, кстати, не только она. Смотри. – Я подхожу к ящику с приборами. Я начал собирать записки, которые нахожу по всему дому. Я стал вздрагивать при виде этого ядовитого зеленого цвета. – Посмотри. Это его почерк! Они повсюду! Я получаю записки от мертвого человека! Ты можешь это объяснить?

– Они не выглядят особо угрожающими, – замечает она. – Приятного чтения?

– Они злые, – возражаю я. – Вот какие они.

– Ты слишком напряжен. Не думаю, что сидеть здесь в одиночестве – удачная идея.

– Я ничего не придумываю, – шепчу я, снова чуть не плача. – Смотри, – я задираю футболку. Синяк в форме буквы «С» болит сильнее прежнего. – Синяк не бледнеет: он приобрел этот ужасный зеленый цвет, и теперь с ним ничего не происходит.

– Это синяк, Уайлдер.

– Но какой формы! Это же «С»! – Я протягиваю ей записку. У меня трясутся руки. – Форма точно такая же. Это его почерк. Его подпись. Он здесь. Он подписал меня.

Очень тихо Харпер спрашивает:

– На днях ты кидался довольно-таки дикими обвинениями, Уайлдер. С тобой все в порядке?

– Я не знаю. Мне мерещится всякое. Или нет. Я не знаю!

– Раньше это называли нервным срывом. Мне это нравится больше, чем всякие новомодные медицинские словечки. Потому что действительно похоже, правда? Как будто ты срываешься с цепи.

Я не могу поверить, что Харпер права. Потому что, если она права, значит, я по-настоящему слетел с катушек.

– А записки?

– Может, ты сам написал их и забыл. Может, взял с собой старые записки и вытеснил это воспоминание. Может, кто-то над тобой издевается. Я не знаю, но я логически мыслящая женщина и верю, что всему существует логическое объяснение.

– Всему? Даже тому, что твои волосы снова стали рыжими?

– Ты увидел девушку с рыжими волосами, – мягко замечает она. – А остальное додумал. Мы видим то, что хотим видеть, Уайлдер. – Она целует меня в щеку. – Позвони мне, если что-нибудь понадобится, хорошо?

Я провожаю ее до двери. Снег падает на рыже-седые волосы Харпер, кружится вокруг ее лица, и я думаю: какая же она все-таки красивая. Ее волосы подхватывает ветер. В эту секунду они становятся похожи на красное платье, парящее в воде, и я готов закричать.

Я с остервенением шагаю по саду, пока мне в лицо бьет поднявшийся ветер, а ледяной мелкий дождь затуманивает зрение. Вдалеке клубятся облака.

– Давай же, покажи, что можешь, – ору я на небо. Я не перестаю кричать, пока горло не высыхает от злого предгрозового воздуха.

На глади бухты мирно пасутся олени. У них ярко-красные глаза. Небо изрезано жирными полосами цвета индиго.

И я вынужден спросить себя: Харпер вообще была здесь?

Уайлдер, день двенадцатый