Клятва на верность

И старшина рассказал о Владиславе Смурове, пятнадцатилетнем пацане из Казани, осужденном на пять лет за ограбление магазина. С виду вроде тихоня, а как зыркнет на тебя — ну просто настоящий волчонок, охарактеризовал его Петренко. Местный следователь с ним месяц мучился, все хотел из него выбить имена сообщников — их трое было, — да тот молчал, как Зоя Космодемьянская на допросе в гестапо, никого не выдал, всю вину на себя взял. А пока по этапу шел, в вагоне все время бузил, порядок нарушал, свары устраивал, волчонок! Вот с этим придется особо повозиться, осторожно порекомендовал напоследок старший надзиратель.

Сквозь очки в истертой костяной оправе проницательные глаза начальника колонии уставились на рослого старшину.

— Ну разумеется, дорогой мой Петренко, вот сейчас мы отбросим все текущие дела и займемся перевоспитанием нашего юного бунтаря. Мы ведь всего-навсего располагаем контингентом малолетних преступников в пятьсот человек, и они все могут подождать. Не говоря уже о хозяйственных делах колонии, о подготовке к встрече комиссии из министерства, которую обещают к. нам направить со дня на день.

Подполковник помолчал, давая возможность Петренко оценить его саркастическое чувство юмора, но туповатый старшина глядел преданным собачьим взглядом на начальника. Сапожков вздохнул и, отложив газету в сторону, махнул рукой:

— Ладно, Петренко, приведи ко мне этого новичка — познакомимся!

Когда минут через двадцать Смурова ввели к нему в кабинет, он бросил на него лишь один взгляд — и сразу все понял. Крепкий орех, тут сомневаться не приходится! Хлопот с ним не оберешься! Точно так же, как старшина Петренко, подполковник Сапожков был неприятно поражен взглядом… волчонка. Да, Петренко дал точное определение: именно волчонка. Кивком головы приказав сержанту, который привел Смурова, покинуть кабинет, Сапожков стал молча изучать пацаненка. Он предварительно заглянул в дело осужденного, которое сейчас лежало перед ним: Смуров Владислав Евгеньевич… год рождения 1958, отец… вор-рецидивист… убит… мать… судима за растрату… девятый класс казанской средней школы… статья… осужден…

Сапожков вдруг заметил, что пацан отошел к стене и внимательно рассматривает фотографии, сделанные во время последнего ленинского субботника в колонии.

— Кто разрешил сходить с места? — глухо рявкнул Сапожков, не терпевший самоуправства на вверенной ему территории. — Я не давал тебе команды!

Пронзительный колючий взгляд резко впился в подполковничьи глаза, и новичок тихо отрезал — точно нож всадил:

— А ты кто такой, чтобы мне команды отдавать?

Подполковник Сапожков сглотнул слюну, не зная, как отреагировать на такую неслыханную наглость. Он испытывал странное чувство, глядя в серо-зеленые зрачки Смурова, — не то робость, не то любопытство. И это совсем новое ощущение его почему-то забавляло. Ну и взгляд — и впрямь волчонок!

Пацан кивнул на развешенные по стене фотографии.

— Это колония? Здесь мне придется париться три года?

— Да, пока тебе не стукнет восемнадцать, — насмешливо отозвался Сапожков. — Потом тебя переведут досиживать во взрослую колонию. Раньше по уголовке привлекался? По полной сел в первый раз?

Молчание. Смуров продолжал медленно переходить от снимка к снимку. Такое вопиющее нарушение порядка забавляло подполковника все больше.

«Он это делает нарочно, — догадался Сапожков. — Он не отвечает на вопросы не потому, что его так заинтересовали мои фотки, а просто так он хочет дать мне понять, что намерен вести нашу беседу по своему усмотрению. Ну поглядим…»

Подполковник покачал головой. Его перестало все это забавлять, в душе закипела ярость. Но он сдержался.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— На какой из двух? — подал голос осужденный.

— Из двух? — не понял Сапожков.

— Вы спросили, привлекался ли я и первый ли раз сел.

— Ну?

— Нет. Да.

Паренек перешел к другой стене. Двигался он чуть прихрамывая. В следующую секунду подполковника Сапожкова охватило чувство жалости. И это его больше всего удивило.

— Ты чего хромаешь? Подбили? Мне доложили, что ты в вагоне при транспортировке устроил драку.

— Не помню, — впив свой острый дерзкий взгляд в начальника колонии, ответил Смуров. — Там все дрались. Темно было.