Клятва на верность

— Оставь, — отшатнулся от мерзкого запаха Варяг и пошел к лестнице вниз, а потом по коридору к выходу.

Вышел на крыльцо и остановился, покачиваясь в темноте. Закинул голову, чтобы вдохнуть воздуха побольше. Низкое, тяжелое от звезд небо серебряной чашей зависло над ним. Даже диск луны как-то сливался с мерцающим сиянием небесной плащаницы. Он подумал, что никто из горожан сейчас не знает и не хочет знать звезд. Только те, кто сидел, кто не раз бегал из зоны, те могут любить звезды.

— Ух ты, — вслух сказал он, — а времени-то совсем ничего.

— Двенадцатый час, — сказал совсем рядом голос. — Двадцать минут двенадцатого.

— Ты кто? — насторожился Варяг.

— Семен я, сторож Георгия Иваныча. Ты ж меня, Варяг, знаешь.

— А, Мирон, — повторил кличку Варяг. — Ну сторожи, Мирон.

Он сошел с крыльца и, пошатываясь, двинулся за угол. Здесь, сложившись пополам, стал блевать. Потом выпрямился, чувствуя, как дерет горло от нутряной кислятины, как горит во рту. Но ощущал себя гораздо лучше. Пошел обратно в дом.

В кабинете два быка скалили зубы, на всякий случай направив стволы автоматов на музыкантов. Так, для порядка, да и чтобы те не подумали дернуться. Он заметил, что певички-брюнетки и Ангела в комнате нет.

Варяг подумал, что выходил-то он не на звезды смотрен» и не сблевать, а… Вот, бляха-муха, как вышел — так сразу забыл.

Перегнувшись к краю стола, подцепил вилкой кусок колбасы. И краем глаза заметил, как в комнату вошел Ангел в расстегнутой рубашке. За ним следом, поправляя прическу, влетела раскрасневшаяся девчонка.

— Уф-ф! — сказал пыхтя Ангел и стал застегивать рубашку. — Зря ты отказался. А я чувствую, чего-то не хватает. Этого самого. Садись к нам за стол, — приветливо пригласил он певицу. — Поешь, рюмашку опрокинь, пока твой кордебалет нам лабает.

И тут Варяг внезапно вспомнил, что он хотел сделать. Он хотел позвонить Вике. Академик Нестеренко вчера вылетел в Норвегию на очередной симпозиум, так что дочка осталась дома одна. Хотелось бы надеяться.

— Ты куда, Варяг? — крикнул Ангел, но тот уже выходил из кабинета. Отсюда звонить все равно было бесполезно. Да и не хотел он при всех. В ближайшей комнате нашел телефонный аппарат, набрал номер.

Трубку взяла Вика.

— Это я, Владислав, — сказал он, немного волнуясь.

Она обрадовалась, это было заметно.

— А я как раз думала о тебе! Думала, что ты давно не звонил, забыл, наверное, свою девочку.

— Как видишь, не забыл, — сказал он отрывисто и сразу спросил: — Ты еще помнишь, где я живу?

— Хоть я и была у тебя один раз, но память у меня хорошая! — язвительно выпалила она. — Ломоносовский проспект, двадцать пять, квартира восемнадцать.

— И ключи у тебя есть?

— Висят на почетном месте над письменным столом.

— Можешь ко мне приехать? Через… — он взглянул на часы, — полтора часа?

— Но я же не успею! Мне еще вымыть голову надо!..

— Не надо ничего делать. Я тебя хочу… видеть, а не твою прическу, — сказал он все так же отрывисто и повторил: — Через полтора часа у меня! — И повесил трубку.

За спиной уже стоял Ангел и улыбался.

— Я скажу своему человечку, чтобы подвез тебя. А то еще на гаишника нарвешься.

— Нет, я в порядке, — ухмыльнулся Варяг. — Ничего со мной не случится. С директорами институтов ничего случиться не может.

Он опередил ее всего-то на пятнадцать минут — едва успел прибраться в большой квартире. Едва успел взбодриться рюмкой водки, как Вика позвонила в дверь.

Варяг открыл дверь; Вика стояла сияющая, тоненькая, в коротком, обтягивающем ее точеную фигурку темном платье. Варяг молча втянул ее в квартиру и схватил, крепко сжал в объятиях. Потом, уже в комнате, откинул к стене, прижал, настойчиво, жадно поцеловал.

Ее лицо сразу стало испуганным и страстным одновременно. Он целовал девушку грубо, неистово, и Вика чувствовала, как всю ее пронизывают волны страха.

Подчиняясь его ласкам, она попыталась все же оттолкнуть его, но сразу почувствовала, что ей придется покориться.

— Владик, Владик… пожалуйста!..

В ответ его руки проникли ей под платье. Подол мешал и он рванул материю — да так резко и порывисто, что разорвал. Вика ощутила его горячие ладони на своих бедрах. Его пальцы упрямо проникли под тонкие трусики, вбежали во влажное ущелье, потом стали стаскивать платье. Когда ему это удалось, он просунул ладони под лифчик и крепко сжал круглые дыньки грудей.

— Не надо, Владик!.. — простонала она, но он уже, даже не попытавшись снять, просто разорвал на ней трусики.

— Пожалуйста…

Они лежали на полу, ее спина чувствовала жесткий ворс ковра, а он тяжело навалился на нее сверху, пытаясь справиться с брюками, стащить их прямо на ней, придавливал, вминал, вызывая в ней волны страха, боли и неистовой, неистовой страсти…

Все же она еще пыталась бороться, пыталась оттолкнуть его, но он уже втискивался, впихивался, вталкивался. Ее страх рос, она испытывала такой трепет, такой ужас, и все это замешенное на чем-то, чему она не могла дать названия, что незаметно овладевало ею, спасительно заставляя забыть обо всем.