Клятва Рыцаря (сборник)

У главных ворот барона остановил часовой, но он сказал ему пароль, прибавив, что ему надо переговорить с гражданином Эроном. Часовой в ответ угрюмо указал ему на колокольчик у ворот, в который де Батц и позвонил изо всех сил. Громко разнесся по двору медный звон; в воротах осторожно отворилось маленькое окошечко, и кто-то повелительным голосом осведомился, что нужно полуночному посетителю. На этот раз де Батц резко заявил, что ему необходимо немедленно видеть гражданина Эрона по крайне важному делу, а блеск серебряной монеты, которую он поднес вплотную к окошечку, обеспечил ему пропуск. Медленно, с визгом повернулись на петлях тяжелые ворота и снова захлопнулись, как только де Батц прошел под арку. Тотчас налево была сторожка привратника, окликнувшего позднего посетителя. Де Батц повторил пароль, и его немедленно пропустили, тем более что его лицо, по-видимому, было здесь хорошо знакомо. Широкоплечему, худощавому человеку в поношенной куртке и дырявых штанах приказано было проводить посетителя к гражданину Эрону. Он медленно поплелся, волоча ноги и гремя связкой ключей, которую держал в руке.

Пройдя несколько плохо освещенных коридоров, они вскоре повернули в главный коридор, не имевший крыши и освещенный теперь причудливым светом луны. Слева в этот коридор выходили решетчатые окна и массивные дубовые двери с тяжелыми засовами; возле каждой двери сидели на ступенях солдаты, устремлявшие подозрительные взгляды на запоздалого посетителя.

Вздох нетерпения вырвался из груди де Батца, когда он проходил мимо большой центральной башни с освещенными изнутри маленькими окнами; за этими мрачными стенами потомок гордых завоевателей, носитель славного имени, в печали и унижении проводил последние дни жизни, начавшейся среди блеска и могущества. Барону невольно вспомнились все его неудачные попытки спасти короля Людовика XVI и его семью. Каждый раз успеху предприятия мешало какое-нибудь случайное обстоятельство. О, если бы судьба улыбнулась ему наконец! Какое богатство оказалось бы в его руках! Но даже теперь, припоминая свои неудачи в то время, как они проходили по тому самому двору, которым следовали несчастные король и королева, направляясь к своей Голгофе, он утешал себя мыслью, что никому не должно посчастливиться там, где его постигла неудача. Он не знал, предпринимал ли что-либо английский авантюрист для спасения короля Людовика и королевы Марии Антуанетты, но одно он твердо и бесповоротно решил: никакие земные силы не вырвут у него драгоценного приза, предложенного Австрией для спасения маленького дофина!

«Пусть лучше ребенок погибнет, если я не смогу сам спасти его!» – думал де Батц, мысленно ругая проклятого англичанина и его единомышленников.

Наконец спутник де Батца остановился перед низкой дверью, обитой железом. Отпустив своего проводника, барон позвонил в железный колокольчик и терпеливо подождал, пока дверь открылась, и он оказался лицом к лицу с высоким, сутуловатым человеком в засаленном платке, который держал над головой фонарь, бросавший слабый свет на веселое лицо посетителя.

– Это я, гражданин Эрон! – сказал де Батц и вдруг осекся, заметив предостерегающий жест Эрона.

Барон понял, что не следовало произносить имя Эрона, чтобы по всем закоулкам мрачного здания не пронеслось как эхо: «Гражданин Эрон о чем-то совещается с бывшим бароном де Батцем!» Это могло оказаться одинаково неприятным для них обоих.

– Войдите! – коротко произнес Эрон, запирая тяжелую дверь.

Видимо, хорошо знакомый с местностью, де Батц через узкую площадку прямо направился к приветливо отворенной маленькой двери и смело вошел в комнату, куда за ним последовал и Эрон, предварительно поставив фонарь на пол на площадке.

Комната, в которую они вошли, была маленькая, душная, с выходившим во двор решетчатым окном. К почерневшему потолку была подвешена лампа, распространявшая смрадный запах, а небольшой камин в углу скорее дымил, чем согревал. Два-три стула, стол, заваленный бумагами, и шкаф, в открытые двери которого можно было видеть царивший в нем хаос, составляли убранство всей комнаты.

Указав своему гостю на стул, Эрон сам уселся на другой и, взяв со стола короткую трубку, отложенную, вероятно, в сторону при появлении неожиданного гостя, несколько раз не спеша затянулся.

– Ну, в чем дело? – резко спросил он.

Тем временем де Батц бросил шляпу и плащ на ветхий плетеный стул и уселся ближе к огню, вытянув свои длинные ноги. Его спокойствие раздражало Эрона.

– Ну так в чем дело? – повторил он, ударив кулаком по столу. – Говорите же, что вам надо! На кой черт являетесь вы так поздно? Чтобы компрометировать меня и погубить нас обоих?

– Полегче, полегче, мой друг! – невозмутимо остановил его де Батц. – Не теряйте столько времени в пустых разговорах. Кажется, до сих пор вы не имели основания жаловаться на бесполезность моих визитов к вам?

– В будущем они могут оказаться для меня еще полезнее, – проворчал Эрон, – у меня теперь больше власти.

– Я знаю, – мягко сказал де Батц, – вы можете доносить на кого угодно, арестовать кого угодно и представлять революционному трибуналу по своему личному усмотрению кого угодно.

– Вы для того и пришли сюда ночью, чтобы рассказать мне все это? – фыркнул Эрон.

– Нет, не для этого! Я просто догадался, что теперь вы со своими проклятыми ищейками будете целые дни заняты отыскиванием добычи для гильотины и в распоряжении ваших друзей у вас окажется только ночь. Часа два тому назад я видел вас в театре, друг Эрон, и не думал, что вы уже собрались спать.

– Чего же вы хотите от меня?

– Скажем лучше – чего вы хотите от меня, гражданин Эрон, за то, чтобы вы и ваша свора оставили меня в покое?

Резко отодвинув стол, Эрон прошелся по узенькой комнате и встал перед своим гостем. Тот, в свою очередь, склонив голову набок, спокойно разглядывал остановившееся напротив него чудовище в образе человека. Высокого роста, худощавый, с длинными ногами, немного согнутыми в коленях, как у опоенной лошади, с узким лбом, на который в беспорядке спадали жидкие волосы, со впалыми щеками и большими глазами навыкате, в которых светилась холодная, беспощадная жестокость, Эрон производил отталкивающее впечатление.

– Уж не знаю, стоит ли мне возиться с вами, – медленно произнес он. – В эти два года вы изрядно надоели Комитету общественного спасения. Было бы даже очень приятно раз и навсегда раздавить вас, как навязчивую муху.

– Приятно – может быть, но бесконечно глупо, – холодно возразил де Батц. – Ведь за мою голову вы получите всего тридцать пять ливров, а я предлагаю вам за нее в десять раз больше.

– Знаю-знаю, но дело становится опасным.

– Почему? Я очень осторожен. Пусть ваши ищейки оставят меня в покое.

– Да ведь вы не один, у вас столько проклятых союзников.

– Ну, о них не хлопочите. Пусть сами о себе позаботятся.

– Каждый раз, как они попадают к нам, кто-нибудь из них непременно указывает на вас.

– Ну да, под пыткой, – хладнокровно сказал де Батц, грея руки у огня. – Вы ведь с прокурором завели в Доме правосудия целый дьявольский оркестр. Не правда ли, друг Эрон?

– Какое вам до этого дело? – проворчал Эрон.

– Решительно никакого. Я даже предлагаю вам три тысячи пятьсот ливров за удовольствие знать, что происходит внутри этой милой тюрьмы.

– Три тысячи пятьсот! – воскликнул Эрон, и его взгляд невольно смягчился.

– Прибавьте только два маленьких нуля к той сумме, которую вы получите, если выдадите меня своему проклятому трибуналу, – сказал де Батц, как будто случайно опуская руку в карман и шелестя бумажными деньгами.

У Эрона от этого сладкого звука даже слюнки потекли.

– Оставьте меня три недели на свободе – и деньги ваши, – любезно докончил де Батц.

В комнате воцарилось молчание. Пробивавшийся сквозь решетчатое окно бледный свет луны боролся с желтоватым светом масляной лампы, озаряя лицо агента Комитета общественного спасения, не знавшего, на что решиться.

– Ну, что же, торг состоялся? – спросил наконец де Батц своим мягким голосом, до половины вытаскивая из кармана соблазнительный сверточек с измятыми бумажками. – Дайте мне обычную расписку в получении денег и берите вот эту штуку.

– Говорю вам, это опасно, – злобно усмехнулся Эрон. – Если эта расписка попадет кому-нибудь в руки, меня прямо отправят на гильотину.

– Даже если меня арестуют, она попадет в руки агента Комитета общественного спасения, которого зовут Эрон, – спокойно возразил де Батц. – Без риска нельзя, мой друг! Я также рискую.

Де Батц, на многих тогдашних патриотах испытавший силу золота, нисколько не сомневался в успехе своего дела и смотрел на Эрона с самодовольной улыбкой.

– Ладно, – произнес агент, словно вдруг на что-то решившись, – я возьму деньги, только с одним условием: вы оставите Капета [2] в покое.

– Дофина?

– Называйте его, как хотите, – сказал Эрон, подходя ближе и с ненавистью глядя на своего сообщника, – но предоставьте его нам.

– Чтобы вы его убили? Как же я могу помешать этому?

– Вы и ваши сообщники хотите увезти его отсюда, а я этого не допущу. Если мальчишка пропадет, то и я пропаду, так сказал Робеспьер. Не троньте Капета, а не то я не только пальцем не шевельну, чтобы помочь вам, но собственноручно сверну вам шею!

В глазах Эрона было столько беспощадной жестокости, что де Батц невольно вздрогнул и, отвернувшись, стал смотреть в огонь, прислушиваясь к тяжелым шагам ходившего по комнате агента Комитета.

Вдруг он почувствовал, что кто-то положил руку ему на плечо. Он чуть не вскрикнул от неожиданности, что заставило Эрона рассмеяться: он любил вселять страх в сердца людей, с которыми ему приходилось сталкиваться.

– Я сейчас отправлюсь в свой обычный ночной обход, – отрывисто сказал он, – пойдемте со мной, гражданин де Батц!

Приглашение прозвучало скорее как приказание, и так как де Батц колебался, Эрон сделал ему повелительный знак следовать за собой. Взяв из передней фонарь, он вытащил из-под камзола связку ключей и стал нетерпеливо побрякивать ими.

– Идемте же, гражданин! – сурово произнес он. – Я хочу показать вам единственное сокровище в этом доме, до которого вы не должны дотрагиваться своими проклятыми пальцами.

Де Батц наконец принудил себя встать, чувствуя, как ужас сковывал все его члены, в чем он самому себе не хотел признаться. Он готов был вслух уверять себя, что нет основания трусить. Эрон не сделал бы ему никакого вреда, зная, что этот неисправимый заговорщик представляет для него неистощимый источник дохода. Три недели скоро пройдут, а там можно возобновить договор.

Эрон все еще ждал у двери, и де Батц, с большим трудом поборов свое волнение, плотно закутался в плащ, после чего вышел из комнаты, стараясь заранее предугадать, на какие жестокости и оскорбления придется ему натолкнуться во время этого ночного обхода.