Клятва ворона

Вернувшись на кухню, я обнаружила Влада за мытьем посуды, и это походило на восьмое чудо света. Почему-то я не могла представить Яблонева в роли посудомойки, и то, что я видела сейчас, не особо помогало. Все равно смотрелось нелепо. Примерно так же, как балерина в угольной шахте.

– Ты умеешь мыть посуду? – глупо спросила я, не сумев сдержать удивления.

– Агата, – я знала, что он закатил глаза. – Я могу снимать двенадцатиколенные родовые проклятья. Ты правда считаешь, что это легче, чем помыть пару тарелок?

– «Родовое проклятье» – звучит ужасно, – поежилась я, наливая себе еще газировки.

– Выглядит не лучше. Любая его разновидность.

– А их много?

– Столько же, сколько фантазий у человека. Есть проклятья конкретно на мужчин рода через разные рычаги воздействия, например, через стихии, некротического толка, психологического и так далее. Есть на женщин, направленные на смерть, разрушение личных отношений, быстрое старение, ухудшение физического и эмоционального здоровья… Все проклятья объединяет определенная цикличность и завязка на конкретных числах. Как правило, суть проклятья напрямую связана с его причиной. – Влад протер столешницу и бросил мне сухое полотенце, убирая посуду по местам. – Например, если женщина разрушила чужой брак и пострадавшая сторона отважилась на проклятье, то, скорее всего, дело закончится невозможностью создания крепкой семьи у всей женской линии разлучницы.

– Чем больше колен завязано, тем сложнее его снять?

– Да. Иногда это невозможно, и приходится разрывать связь человека с родом на ментальном уровне, чтобы дальше не пошло. У Праховой был такой случай.

– Что за связь с родом? – насторожилась я, возвращая полотенце на крючок.

– У каждого рода существует своя программа. Силы предыдущих поколений переходят младшим. Почившие родственники приглядывают за живущими, передают послания или предупреждения о какой-либо опасности через сновидения. Это защита рода, проявления которой можно перечислять до утра. Отсечь человека от его рода – значит лишить его этой защиты, оставить одного во всех смыслах. Даже если позже он найдет любовь всей своей жизни, это не заполнит пустоты.

– Жуть, – покачала я головой. – А как же, допустим, сироты?

– У них все равно есть родители, а значит, и род.

– Нет, это понятно, а если родители живы и добровольно отказались от ребенка, отдав его в детдом?

– Тут нужно рассматривать каждый конкретный случай, все очень индивидуально. Агата. – Влад протянул мне руку. – Я знаю, о чем ты думаешь. Может, стоит радоваться тому, что есть?

Вот так обтекаемо и вежливо Яблонев советовал выбросить из головы мысли об отце. В самом деле, ну какое мне дело до человека, ушедшего еще до моего рождения? У меня есть мама, и отличная мама, а это уже намного больше, чем у многих.

– Ты прав, – признала я. – Просто иногда становится особо обидно. В детстве я даже смотреть не могла, как с другими детьми возятся их папы.

– Пойдем, проветримся, – сгладил паузу ведьмак, коснувшись моего запястья. – Кельт, гулять пойдем?

Пес вскочил как по тревоге, бешено замахав хвостом и приплясывая вокруг Влада, то и дело лукаво посматривая на меня. Гулять мы не то что пойдем, а побежим, выражал весь его вид, и я засмеялась. Пока мы обувались в холле, Кельт притащил откуда-то свой поводок, положив его возле ног хозяина.

– Это какая была команда?

– Никакая. Он сам знает, что нужно принести, чтобы пойти гулять.

– А тапочки приносит?

– Разве что разгрызенные, когда наиграется, – хмыкнул темный.

Прогулка вышла отличная, как я и рассчитывала. В этот поздний час в парке не было никого, так что Кельт веселился на всю катушку, носясь по полю и забрасывая нас снегом. Не в силах удержаться, я побежала следом за ним, и мы гонялись друг за другом, пока Влад подпирал дерево, куря.

После продолжительных игр, где я успела побывать по колено в сугробе, завалиться на спину от коварного тарана овчарки и немного поесть снега, мы сделали большой круг по парку, не говоря ни слова, но держась за руки, как и ранее. Влад даже не затронул тему «собачьих» шуточек, хотя ему явно было что сказать.

Всю дорогу обратно я присматривалась к движениям Кельта, вспомнив, что именно с этого Яблонев и решил начать наши тренировки. Мелкие перебежки, изучение местности, взмахи хвоста, тщательное обнюхивание стволов деревьев. Глядя на него, я и сама начала водить носом, стараясь учуять что-нибудь кроме мороза, снега и смеси табака с древесной стружкой, окружающей Влада.

Почти у самого выхода, где Кельт конкретно застрял у одного из столбиков ворот, я и вправду уловила кое-что другое. Кожа и горчица. Сморщившись, я потерла кончик носа, не готового к такой резкой перемене. Странное сочетание, и откуда ему здесь взяться?

– Агата?

– Тут… запах странный, – пробормотала я, подходя ближе к воротам, где он был сильнее.

– Какой?

– Не то чтобы странный, просто не понимаю, как он здесь держится, источника же нет, – я разгребла ногой снег, обнаруживая только несколько окурков вместо разбитой банки горчицы или старого кожаного ботинка.

– Что за запах?