Клим Первый, Драконоборец

Смертельная усталость навалилась на него. Лицо и обожженные ладони горели, боль от десятка ожогов, будто проснувшись, вспомнила о нем, и жаркий, полный смрадного дыма воздух царапал горло. Еле волоча ноги, Клим двинулся к выходу из пещеры. Башмаки загребали каменную крошку, звенела секира, которую он тащил за рукоять, с ее лезвия падали капли крови. Его комбинезон тоже был окровавлен, а на каске застыли потеки золота.

– Сын свиньи и собаки мертв, о победоносный, – прошелестел тонкий голосок джинна. – Что будешь делать теперь?

Клим оглянулся на озеро, покрытое коркой застывающего металла.

– Теперь вопрос перешел из военной в финансовую плоскость. Пошлю работников и воинов, чтобы вывезли эти богатства. Заодно пусть разыщут и перебьют мелкую драконью нечисть. Полная зачистка, друг мой! Санация всех подвластных мне земель!

– Я не о том, о шахиншах, – да будут сопутствовать тебе бахта и бишр![11] Вернемся ли мы во дворец или желаешь направить стопы свои в деревню, дабы обрадовать ее жителей и принять их благодарность?

– Тут есть ручей, – молвил Клим. – К нему я и направлю свои стопы.

Он отбросил топор, снял каску и ремень с пистолетом и рухнул в ледяную воду. Лежал долго, пил мелкими глотками, слушал, как журчат струи на камнях, глядел в блеклое осеннее небо. До полудня было еще далеко, и он решил, что может не торопиться. Подобрал мешок и оружие, спустился к Гибельной тропе и влез в колдовские сапоги. Он был мокрым, оборванным, обожженным, с пузырями, вздувшимися на лице и ладонях, в одежде, перепачканной сажей и кровью дракона.

В таком виде он и постучался в дверь ведуньи Хоколь.

Всплеснув руками, она бросилась к шкафу, стала вытаскивать горшки с какими-то мазями и кувшинчики со снадобьями. Горенка сразу наполнилась лекарственными ароматами, и Клим, опустив тяжелые веки, представил, что он в военном госпитале, в ожоговом центре, и сейчас кольнут его в мягкое место и вкатят обезболивающее. Может, и спирта в мензурке поднесут.

– Что ж ты себя не врачуешь! – ворчала Хоколь, обмывая его лицо душистым эликсиром. – Ногу мне исправил, а сам как с пожара! Кожа сожжена… тут, тут и тут… Разве трудно новую вырастить? У тебя же дар!

– Дар для людей, не для личного потребления. Свои синяки исцелять не умею, – пробормотал Клим и добавил: – Мне бы поспать немного… с утра уже напрыгался…

– Одежку твою я срежу, а перетащить в постель не смогу, здоровый ты больно и весь в ожогах, – причитала ведунья, стаскивая с Клима башмаки. – За братом нужно сбегать, он углежог, мужик крепкий…

Шагнув к порогу, она обернулась и спросила, понизив голос:

– А дракон? С ним, проклятым, что?

– Полный порядок. Голова отдельно, тулово отдельно, – еле ворочая языком, сообщил Клим.

Джинн Бахлул ибн Хурдак, сидевший на столе, хлопнул ладонью о колено, грозно нахмурился и произнес:

– Не болтай зря, о женщина, поторопись! Зови братца своего и лечи победоносного! Живее, или в лягушку превращу!

Хоколь выскочила за порог и скоро вернулась с кряжистым мужчиной лет сорока. Отец Терине, догадался Клим, когда пришедший, преклонив колено, потянулся к его руке. Ведунья злобно зашипела на брата – мол, не трогай руки государевы, лечить их надо. Тот отпрянул, затем подхватил осторожно Клима и понес в другую комнату, на кровать, накрытую шкурами кубелов. Хоколь шла следом с горшками и кувшинами. Сняв изорванный комбинезон, ведунья стала обмывать ожоги и прикладывать мазь; трудилась она быстро и ловко, шепча невнятные заклятия. Потом сказала виновато:

– Руки вылечу, государь, и раны, что на груди и коленях, пройдут без следа. Но бок сильно обожжен, тут отметина останется, на боку и еще на лице под ухом.

– Не тревожься, заботливая моя. Шрам на роже для мужчин всего дороже, – буркнул Клим и провалился в сон.

Спал он недолго, пару часов, и снились ему почему-то бывшие товарищи, бойцы команды тридцать пять-шестнадцать. Будто идут они усмирять дракона или иного врага, шагают по горам в полном снаряжении, но горы вокруг не хайборийские, а больше похожи на Кавказ. Очень это Клима удивило – где ж на Кавказе драконы? Откуда?.. Но удивление прошло вместе со сном; открыв глаза, он уже не помнил, что ему привиделось.

Нигде не жгло и не болело – то ли заклятия помогли, то ли волшебные мази ведуньи. В ногах постели лежала одежда: полотняная рубаха, куртка из овчины и штаны, совсем не королевское облачение, оставленное углежогом. Рядом на лавке было сложено имущество Клима – каска, секира, мешок, огромные сапоги. Одевшись, он прихватил свое добро и направился в другую комнату, где горел очаг и витали в воздухе запахи трав и лекарственных эликсиров. У огня, склонив голову, сидела ведунья Хоколь, на ее колене устроился джинн Бахлул ибн Хурдак. Оба в задумчивости глядели на пламя.