Клинок эмира. По ту сторону фронта

Охрименко приказал шоферу отвести машину, а сам лег возле Зарубина. Он был весь в пыли, разгорячен и первым делом попросил закурить.

Из рассказа Охрименко стало ясно, что основные силы противника отходят по старому шоссе и бригаде Рузметова приходится трудно. У гитлеровцев – пулеметы, минометы, пушки. Сейчас отряды партизан держат шоссе на четырех участках, чтобы не дать возможности врагу выйти к переправам, но есть опасение, что партизан могут сбросить в реку. Уже имеются потери. Несколько человек убито и тяжело ранено. В числе раненых командир отряда Апресьян.

– Я сразу почувствовал, что основные силы идут там, –

проговорил Зарубин. – Ладно.

Загрохотали колеса подвод, показался обоз. Подводы были нагружены доверху, укрыты брезентами и перетянуты веревками. За повозками шагали обозники, усталые, без головных уборов, с расстегнутыми воротниками.

Только у некоторых за плечами висели винтовки, а у большинства оружие лежало на подводах.

Дружный винтовочный залп огласил окрестность.

Партизаны высыпали на дорогу.

– Хенде хох! Хальт!

– Бросай оружие!…

– Чем подводы нагружены? – спросил Добрынин.

– Это не так важно, Федор Власович, – сказал Зарубин и распорядился: – Сваливайте все в сторону, разгружайте подводы и поворачивайте их обратно.

– Кони действительно добрые, – заметил белобрысый партизан.

– Я же говорил, – подтвердил посыльный.

На подводах оказалось имущество офицерского госпиталя. Его свалили на небольшой полянке. Подвод оказалось сорок пять, – посыльный ошибся на одну.

– Где сейчас ваша бригада? – спросил Зарубин Охрименко.

Тот достал из-за пазухи потертую, свернутую в несколько раз карту, развернул ее и показал место расположения бригады.

– Ехать лесом?

– Все время лесом. Дорога хорошая.

– Так… – сказал Зарубин. – Пошлем половину своих людей. – Он взглянул на командира. – В общем, сколько уместится на машину и на подводы, столько и пошлем.

– Замечательно! Просто замечательно! Мы шестнадцать километров за два часа покроем, – радовался Охрименко.

Бойцы Веремчука и Толочко разместились на подводах.

Охрименко с группой партизан сел в машину. На нее погрузили девять пулеметов, два миномета, гранаты, патроны.

– Трогай! – дал команду Зарубин. – Счастливо!

– До вечера!

– Резерв главного командования в действии, – бросил на прощанье Веремчук.

Перед заходом солнца партизаны Зарубина подошли к развалинам элеватора. Отсюда, с высоты, был виден весь город. Справа, с кладбища, били немецкие батареи. На переезде – скопление автомашин, подвод; все торопятся выехать на старое шоссе. В нескольких местах полыхают пожары. Со стороны станции доносятся сильные взрывы. К

небу взлетают клубы дыма, снопы искр, языки пламени.

Наша артиллерия уже бьет по окраине города. Снаряды ложатся все ближе и ближе к переезду. Там уже паника.

Над городом, пользуясь отсутствием советских истребителей, кружатся два «мессера».

Костров быстро бежит к развалинам элеватора и через знакомый пролом в стене устремляется вниз, в подвальное помещение. Тут Бакланов, Марковский и несколько незнакомых людей.

– Гранат нам, гранат надо! – бросается к Кострову

Бакланов.

– Зачем?

– Микулич прислал – Губы у Бакланова дрожат. – Там, под церковью, целый штаб засел.

– Пойдем наверх.

Бакланов коротко докладывает обо всем Зарубину.

Выясняется, что на кладбище в церковном подвале находится какой-то командный пункт. Бакланов предлагает с пятью-шестью партизанами незаметно добраться до кладбища и атаковать подвал. Тотчас же отбирают добровольцев, нагружают их гранатами и отправляют с Баклановым.

– Ура!… Ура!… – доносится со стороны вокзала.

– Кажется, наши показались, – взволнованно сказал

Добрынин.

– Это Гурамишвили, – опуская бинокль, ответил Зарубин. – Ну, друзья! – Глаза командира бригады радостно сверкают. – В город! Кажется, нас опередят! За мной!

Все бросились через дорогу, в сторону кладбища.

В яру, из которого партизаны совершали налет на тюрьму, увидели Микулича. Он стоял на коленях около куста орешника и перевязывал голову Бакланову.

– Братцы! Власыч! Товарищ майор! – растерянно заговорил старик. – Помогите… спасать надо… Такой человек гибнет!…

Но помощь была уже не нужна. Глаза Бакланова навсегда закрылись.

Микулич вытер мокрое от слез лицо руками и доложил

Зарубину:

– В подвале заперто человек двадцать офицеров. Идите, я останусь. Надо схоронить Ивана Тимофеевича…

Немцы в панике метались по городу. Сильная стрельба слышалась со стороны вокзала, а в городе она возникала только местами – то здесь, то там. Из окон домов уже выглядывали взволнованные жители.

Партизаны бежали по улице, обстреливали одиночные машины, подводы. Гитлеровцы уже не сопротивлялись и не отстреливались. Они спасали свои шкуры.

Но вот из-за угла дома выскочили Беляк, Крупин и с ними группа подростков. Увидев партизан, они бросились к ним.

– Подготовьтесь… фашисты, – проговорил Беляк.

– Ложись! – подал команду Зарубин.

На улицу выбежало десятка три гитлеровцев. Их встретили огнем; половина тут же свалилась, остальные повернули обратно.

– Лови! Бей их! – закричали школьники и бросились вдогонку.