– Спасибо, – испуганно сказала Анзират и, совершенно обитая с толку, заторопилась на улицу, где ее терпеливо поджидал мальчишка.
Уже идя за ним, она оглянулась и увидела выходящих из парадной двери Людмилу Николаевну и Гасанова.
Подполковник Шубников читал в это время рапорт лейтенанта Сивко. В нем шла речь о том, что квартирантка
Халиловых Людмила Николаевна по приглашению уже известного Гасанова Ирмата и на его машине совершила совместную с ним увеселительную поездку в Ташкент и обратно. Выехали они в четверг, а вернулись сегодня, в воскресенье.
В рапорте приводились такие подробности о деятельности Гасанова в Ташкенте, что Шубников дочитывал рапорт уже стоя. Он не мог усидеть на месте.
А когда дочитал, то хлопнул рукой по бумажке и воскликнул:
– Молодчина старший лейтенант! Ей-богу молодчина!
Хороший глаз, цепкие руки, и главное, мозги есть!
Возбужденный, взбудораженный подполковник прошелся по кабинету. Как жаль, что рапорт лейтенанта опоздал на каких-нибудь два-три часа! Как жаль, что поезд, увезший Халилова, ушел строго по расписанию, а не с опозданием на эти два-три часа! Да! Теперь Халилов уже далеко. Ну, ничего. Завтра утром придется позвонить в
Ташкент в отдел кадров военкомата и отыскать его.
20
На русском кладбище города, густо заросшем сиренью, жасмином и желтой акацией, вдали от главной аллеи, на покосившейся и полусгнившей деревянной скамье сидела женщина под паранджой.
Анзират торопливо подошла к ней и тихо спросила:
– Вы прислали мне письмо?
– Садись, – ответила вдруг женщина мужским голосом, от которого Анзират вздрогнула. Она почувствовала такую слабость, что, не желая подчиниться приказу этого человека, все же вынуждена была опуститься на край скамьи.
– Ты хорошо слышишь меня?
– Да, слышу, – ответила Анзират, чуть шевеля белыми губами.
– Ты знаешь, кто говорит с тобой?
Она отрицательно покачала головой: нет, этот голос ей незнаком. Впрочем, когда-то она слышала его. Где?
Человек в парандже усмехнулся:
– Женская память коротка… Смотри же! – и сетка поднялась, открыв лицо человека. Анзират вскрикнула: рядом с ней сидел Наруз Ахмед.
– Теперь узнала? – спросил он, опустив сетку. – Слушай меня! Твой сын…
Анзират сжала пальцами край скамьи. Ей казалось, что вот-вот она упадет. Горло свела судорога. Страх и отчаяние овладели ею.
– Что с моим сыном? – наконец простонала она.
– В этот час еще ничего. Он ходит по горам, смеется, поет свои дурацкие песни. Но по его стопам идет другой человек, в руках которого жизнь этого мальчишки. Понимаешь? И этот человек ждет только моего сигнала. Достаточно одного моего слова, слова настоящего отца Джалила, чтобы твой сын перестал видеть небо. Но я не хочу лишать тебя единственной услады. И если с Джалилом случится беда, если он сорвется в пропасть, если тело его найдут в горном потоке, то пусть свидетелем будет аллах, это произойдет не по моей, а по твоей вине.
– Замолчи! – простонала Анзират.
– Он дорог тебе… И теперь только от тебя зависит –
жить ему или умереть. В твоем доме спрятан мой клинок, принадлежавший моему отцу. Как он попал к вам, я не хочу знать. Вы ограбили нас, отняли богатство, землю, скот, власть… Но клинок я требую назад. Ты знаешь, где он спрятан. Принеси его сюда и положи вон у той могилы.
Если ты не сделаешь этого в течение пятидесяти минут –
пеняй на себя… Ты поняла? Приказ о Джалиле будет передан в горы по радио. Ясно тебе?
Анзират машинально кивнула. Ответить она не смогла, язык ей не повиновался.
– Запомни, – доклевывал свою жертву Наруз Ахмед. –
За каждым твоим шагом будут смотреть мои люди. Даже в твоем доме. Ничто не укроется от моих глаз. И если ты хочешь еще раз обнять своего сына, делай то, что я говорю.
Иди и торопись!… Считай минуты. Их не так уж много: всего пятьдесят минут. Помни! Если клинок не будет принесен через пятьдесят минут, Джалил полетит в пропасть. И не думай приводить сюда людей, звонить куда-нибудь. Если со мной случится плохое, сигнал в горы дадут мои люди.
Анзират встала. Вначале пошла шагом, а потом побежала все быстрее и быстрее. В висках стучала кровь. В
мозгу мелькало: «Джалил на краю пропасти. Надо спасти!
Будь проклят этот клинок! Из-за него погиб отец, из-за него гибнет Джалил. Прочь его из дома! Саттар умный человек, он поймет, он скажет, что она поступила правильно. Да и сам он утром говорил, что отдаст клинок в музей. А может быть, позвонить Шубникову? Нет, нельзя! Рискованно.
Шубников в Токанде, а Джалил на Памире… Пока что-то предпримут, мальчик может погибнуть…»
Недалеко от остановки автобуса к Анзират подбежали
Людмила Николаевна и Гасанов.
– Ну, что там было? – шепотом спросила Людмила
Николаевна.
Анзират испуганно глядела ей в глаза, не решаясь сказать правду.
– Да вы не бойтесь, говорите, – предупредила поспешно
Людмила Николаевна, сжимая ее руку. – Мы вам хотим добра. Говорите?
Анзират боязливо оглянулась и коротко рассказала о разговоре на кладбище, скрыв лишь то, что «женщина»
оказалась мужчиной, Нарузом Ахмедом…
– Какой ужас! – всплеснула руками Людмила Николаевна и перевела взгляд на Гасанова. – Как быть?