Клинок предателя

Когда стражники подбежали к клетке, обнажив клинки, я почувствовал, как подо мной начали перекатываться мыщцы лошади фей; заржав, словно гром разгневанного бога, она бросилась к двери клетки, растоптав стражников, угодивших под копыта, а затем рванула из конюшни прямо в звездное небо.

МЕЛКИЕ ГОРЕСТИ

Удержаться на спине животного было так же трудно, как устоять на ногах во время землетрясения. Меня болтало в разные стороны, и держался я лишь благодаря тому, что лошадь вовремя меняла направление, подхватывая меня. Алине было еще хуже.

— Сунь руки в петли плаща, — крикнул я, когда мы неслись к воротам, а под копытами лошади остался очередной стражник.

К стражникам лошадь фей жалости не питала, словно помнила каждую рану, каждый удар и порез. Наверное, именно так и было.

— За ворота! — прокричал я ей в ухо. — Нужно убираться отсюда! Ты не можешь убить всех стражников во дворце.

Полагаю, что если она и не поняла моих слов, то угадала их значение, потому что чуть не скинула меня в ту же секунду.

— Ладно! Можешь растоптать их всех и каждого, но тогда они убьют девочку. Защити ее! Защити жеребенка!

Не знаю, расслышала ли лошадь мои слова сквозь крики стражников, но она наконец бросилась к дальним воротам. Огромные, двенадцать футов в высоту, они были сделаны из таких же крепких прутьев, как и ее клетка. Я надеялся, что замок на них не слишком надежный.

— Держись! — крикнул я Алине и прижался к лошадиной шее, когда животное молнией бросилось вперед. В какой–то момент я даже испугался, что она сейчас врежется в ворота головой, но в последний момент она встала на задние копыта, а передними ударила в металлическую решетку. Прутья погнулись, замок отлетел в сторону, и мы вырвались на свободу.

За спиной раздавались крики, свистели пролетающие мимо арбалетные стрелы. По крайней мере две вонзились лошади в ляжки, но даже если она и почувствовала боль, то никак этого не показала — просто продолжала скакать по главной улице. Я возблагодарил святых за то, что уже спустилась ночь и немногие погибнут под копытами взбесившейся твари.

Мы проскакали не меньше мили, и лишь потом лошадь позволила мне править. Без узды и стремян: я показывал ей дорогу с помощью ослабевших ног.

— Куда мы едем? — спросила Алина, когда мы наконец–то перешли на шаг.

Я слез с лошади, чтобы размять ноги, но мне пришлось опереться на круп животного, чтобы не упасть.

— Нужно сориентироваться, — ответил я. — А потом поедем к малым городским воротам и попытаемся прорваться силой.

— Нет, — сказала Алина.

— Что значит «нет»?

— Сегодня последняя ночь Ганат Калилы, — ответила она. — Завтра на Тейяр Рижу соберутся все знатные семьи. Мы пойдем на Валун, и я буду представлять свой род.

— Ты с ума сошла? Они тебя убьют — и меня тоже, как пить дать.

— После Кровавой недели наступает День милосердия. В этот день никому нельзя причинять вред или арестовывать, если они не нападут первыми.

Я вздохнул и поглядел в ночное небо.

— Скажи мне, и чем это все закончится? — устало спросил я. — Что будет потом?

— Я смогу найти убежище в какой–нибудь знатной семье или вообще уехать из города. Но при этом сохраню свои права наследования, Фалькио.

— Права наследования? И чего они стоят, если герцог хочет убить тебя?

— Это все, что мне осталось. Все, что оставила мне мать… и отец…

— Прости. Я никогда не встречался с лордом Тиарреном, но уверен, он был…

— Замолчите! — вскричала она. — Вы ничего не понимаете.

Я подчинился и просто продолжил шагать вперед. Может, девчонка права? И все действительно настолько просто? Могут ли обычаи Ганат Калилы защитить Алину, учитывая, что здесь находится герцогиня?

Улицы были пусты. В последнюю ночь Кровавой недели жители попрятались по домам, потому что со всеми, с кем хотели, уже сразились, кого смогли — убили. Даже трудно выразить словами, насколько я ненавидел это место.

— Здравствуйте, — раздался вдруг женский голос с уличной скамьи, скрытой тенями.

Алина вскрикнула, я тут же обнажил рапиру, лошадь дернулась и рванула на голос, готовясь бить копытами.

Женщина не убежала — она спокойно встала и коснулась лошадиной морды, словно не боялась огромной зверюги.

— Дан’ха нета ват фаллату, — мягко сказала она. — Я не из твоего табуна, Матушка. Но я не враг тебе.

— Кто вы? — спросил я, наставляя на нее рапиру.

Это была прекрасная женщина в белых одеждах, покрывавших тело, плечи и руки. Прозрачный легкий материал блестел в лунном свете. Темные волосы, частично скрытые капюшоном из той же ткани, обрамляли спокойное и нежное улыбающееся личико. Такое лицо ни один мужчина не забудет.

— Кто вы? Кому служите?

— Я — друг в часы тьмы, — сказала она. — Я — свежий ветер под палящим солнцем. Я — вода и вино, которыми щедро делятся с ближним. Я — отдых после боя и исцеление ран. Я — друг в часы тьмы, — повторила она. — Я здесь ради вас, Фалькио валь Монд.

— Сестра. Сестра Милосердного света.

— Чего? — удивленно спросила Алина.

Орден Милосердного света считался религиозным орденом. Говорили, что у монахинь есть особый дар исцеления, ясновидения, а также… прочие чары.

— Это блудница, — ответил я.