Клинок судьбы

Хок плутовски ухмыльнулся:

— Да, болтают и такое. Ну, как бы там ни было, отправились мы на Испанскую Гриву… и — клянусь буркалами сатаны! — зажили там, среди островов, точно короли. Мы вовсю грабили корабли, перевозившие серебро, и не пропускали ни одного галеона с сокровищами. Но потом появился боевой испанский корабль и, право же, достал нас как следует. Взрыв ядра отправил Беллафонте к его хозяину, сатане, а я, первый помощник, сделался капитаном. Там был один негодяй, французик по имени Ла Коста, который пытался перебежать мне дорожку… Я, не говоря худого слова, велел вздернуть его на рее, после чего поднял все паруса и двинулся к югу. От испанца мы, ха-ха, улизнули и двинули на Невольничий Берег за грузом черного дерева. Только, похоже, с гибелью Беллафонте фортуна вконец от нас отвернулась. Мы попали в густющий туман и налетели на риф. А когда туман рассеялся, нас сотнями окружили боевые каноэ, полные черных завывающих дьяволов!..

Мы дрались с ними добрых полдня, а когда наконец отогнали, выяснилось, что у нас вышел почти весь порох. Половина матросов лежали мертвее мертвых, а корабль себе раздумывал, не съехать ли с рифа да не потонуть ли прямо у нас под ногами. Выбор у нас, сам понимаешь, был небогатый: то ли уходить на шлюпках в открытое море, то ли высаживаться на берег. Шлюпка же у нас оставалась всего одна, остальные раскрошили испанские ядра. Кое-кто из команды погрузился в нее и погреб на запад, и больше мы их не видали. Ну а мы, оставшиеся, сколотили плоты и добрались до берега.

Клянусь всеми силами Гадеса, это было чистое безумие, но, спрашивается, что нам еще оставалось? Джунгли так и кишели кровожадными дикарями. Мы сунулись было на север, надеясь разыскать один из тех фортов, куда приезжают охотники за рабами, но дикари преградили нам путь, и мы — делать нечего! — повернули на восток. Мы пробивались с боем и дрались буквально за каждый шаг, и отряд наш, понятно, таял, как туман под солнцем. Поживились и дикари с копьями, и хищные звери, и ядовитые змеи… бррр! Жуть вспомнить!.. И вот настал день, когда джунгли поглотили последнего из моих людей и я остался один. Каким-то образом я ускользнул от туземцев. Несколько месяцев я скитался в этих негостеприимных краях, один и только что не безоружный. Но в конце концов я вышел к берегу огромного озера и — поверишь ли, Соломон? — увидел перед собой стены и башни островного государства…

Хок зло расхохотался.

— Клянусь костями святых, — продолжал он, — это, верно, выглядит точно побасенки сэра Джона Мандевиля! Перебравшись на острова, я обнаружил там довольно странный народец, которым к тому же правила еще более странная и совершенно безбожная раса. Ну, о том, что белого человека они ни разу до того дня не видали, я уж и вовсе молчу… Когда-то в юности я одно время путешествовал вместе с компанией воров, которые успешно скрывали свой истинный промысел, жонглируя и выделывая всякие там фигли-мигли. Короче, я до сих пор сохранил некоторые навыки, и народ островов смотрел на меня разинув рот. Я казался им богом… Всем, за исключением старого Агары, тамошнего жреца. Но даже и он не мог внятно объяснить людям, почему это у меня белая кожа.

Они жутко почитали меня, и Агара в тайне предложил сделать меня верховным жрецом. Я сделал вид, что вполне согласен, а сам давай прибирать к рукам разные его секреты. Сперва я побаивался старого стервятника, потому что он умел творить волшебство, по сравнению с которым вся моя ловкость рук была детской игрой… Но что ты будешь делать, народ ко мне так и тянуло!

Озеро, где они живут, называется Ньяйна, населенный архипелаг — островами Ра, а самый большой остров зовется Басти. Правящее сословие величает себя «хабасти», а рабов именуют «масуто».

У этих последних, должен тебе заметить, житуха вовсе не сахар. Никакого своеволия не допускается, только то, что велит хозяин, а хозяева — не приведи бог! Обходятся с бедолагами еще покруче, чем испанцы с дариенскими индейцами. Я сам видел, как за малейшую провинность женщин запарывали насмерть кнутами, а мужчин распинали. А уж культ, который отправляют богомерзкие хабасти, — это вообще что-то! Жуткий это культ и кровавый, и уж откуда, из какой страны они его с собой прихватили, я не знаю и знать не хочу. В храме Луны у них стоит здоровущий алтарь, и каждую божью неделю на том алтаре под кинжалом старого Агары с жуткими воплями испускает дух жертва, конечно масуто, крепкий молодой паренек или нетронутая девчонка. И то, что жертву убивают, еще не самое худшее. Прежде чем кинжал принесет избавление от страданий, беднягу уродуют и калечат так, что и говорить-то об этом не хочется. Святая инквизиция сдохла бы от зависти, если бы только посмотрела на пытки, которые учиняют над жертвами жрецы Басти! И таково, скажу тебе, их дьявольское искусство, что невнятно стонущее, корчащееся, лишенное кожи и глаз нечто никак не может помереть, пока последний удар кинжала не вырвет его или ее из лап дьявольских палачей!