Ключ к волшебной горе

– Макс! – простонал Андре, прижимая к глазам розовый платочек. – Неужто ты в самом деле решил бросить меня и променять на женщину? Как же ты можешь, Макс? И это после того, как я отказался от своей музыкальной карьеры ради тебя! Ах, мне сейчас станет плохо!

Андре осел в кресле, закатив глаза. Макс шепнул Полине:

– Не беспокойся, Андре всегда такой. Тебе следует привыкнуть к нему – он безобидный. Мне надо поговорить с ним, я уверен, что он согласится!

Макс и Андре удалились в кабинет и появились снова некоторое время спустя. Андре смахивал с длинных ресниц слезинки, он бросился к Полине и провозгласил:

– Дорогая моя, я вверяю вам того, кем дорожу больше всего в этом мире, – моего Макса! Он объяснил мне, что ваш брак ничего не изменит в наших с ним отношениях. Ты ведь по-прежнему будешь моим, шалунишка?

Андре игриво взъерошил Максу волосы. Затем он хлопнул в ладоши и крикнул:

– Шампанское, немедленно шампанское и икру! Полин, скажите, почему у вас подают такое странное шампанское? Его делают явно не во Франции. Мы должны отметить вашу помолвку!

На пороге спальни Андре остановился, обернулся и произнес:

– Но, дорогой, как же вы заключите брак? Полин не сможет даже покинуть гостиницу – ведь ее сразу арестуют. Ах, замкнутый круг! И шампанское... Если Полин арестуют, то нам уже не понадобится шампанское!

– Я все улажу, – сказал Макс. – Нас распишет представитель французского посольства, у него имеются такие полномочия. И пусть только попробуют воспрепятствовать нашему браку!

Триссарди взял за руку Полину, поцеловал ее, произнес:

– Я могу только представить себе, как тебе тяжело, Полин. В Германии сейчас тоже не самые лучшие времена, фюрер слепо преследует любое неповиновение, он ненавидит евреев, а если ты помнишь, мой покойный отец, Исаак... Это уже не та Германия конца двадцатых годов, куда я приехал когда-то. Страна чем-то похожа на вашу: всеобщая радость, лозунги – и безумие и страх. Кроме того, нас образ жизни с Андре... Меня спасает то, что я – Макс Триссарди и кое-кто из наци благоволит ко мне. Мы с Андре всерьез подумываем об эмиграции... Все будет хорошо, Полина, все будет хорошо!

Он вышел из спальни, притворив за собой дверь. Ночь Полина провела тревожно, ей все чудилось, что в дверь кто-то стучит, а телефон, казалось, беспрестанно разрывался. Ее преследовал один и тот же сон – огромная черная дверь, на которой вдруг возникают струи крови, из них складывается число – «12». Она толкает эту дверь, та распахивается – и она видит Славко. Он мертв, она чувствует это, и когда подходит к нему, он вдруг открывает глаза, а вместо зрачков у него – чернота. Полина начинает кричать...

CIV

– Все в порядке. – Полина услышала голос Макса. Его прохладная рука очутилась у нее на лбу. – Полина, уже утро. Через час к нам придет чиновник из посольства. Мне удалось с большим трудом настоять на том, чтобы нас расписали немедленно, да к тому же в номере гостиницы. Все же имя Макса Триссарди открывает многие двери!

Полина прошла в гостиную. Андре с умилением складывал вместе с Володей паззл.

– Какой умный малыш, – просюсюкал Андре. – Ах, если бы и у нас, Макс, был такой же!

– Я не малыш, – произнес Володя. – Мама, доброе утро! Мы ждали тебя! А мы что, будем теперь жить здесь?

Полина обняла сына и произнесла:

– Володя, мне надо поговорить с тобой. Понимаешь... Мы не всегда делаем то, что хотим, в некоторых случаях мы должны так поступать, потому что нет иного выбора...

Володя прервал ее и медленно произнес:

– Мама, если ты хочешь сказать, что папа умер, то я уже знаю об этом. Посмотри!

Он подтолкнул к ней свежий выпуск «Правды». Передовица под грозным названием «Гнусные оборотни» была посвящена повальным арестам среди дипломатической элиты и предстоящему грандиозному процессу, вести который партия поручила заместителю генерального прокурора товарищу П.В. Крещинскому. В конце пышущей праведным гневом статьи сообщалось, что один из главарей бандитов, Славко Трбоевич, трусливо покончил с собой, не желая предстать перед гуманным советским правосудием. Однако его подельники, как писал репортер, «понесут заслуженное суровое наказание, которое вынесет им советский народ...».

Володя сказал, словно успокаивая Полину:

– Мама, я не верю тому, что папа был врагом народа. Как они могут писать такое!

– Он не был врагом народа, – сказала Полина, целуя сына.

– А что будет с нами? – совершенно серьезно спросил ребенок. – Тебя тоже арестуют, а меня отправят в детский дом, как об этом говорил дядя Платон? И я никогда больше не увижу Андре? Он такой забавный...

– Володя, – прошептала Полина, – все, что я делаю сейчас, я делаю ради тебя. Я люблю твоего отца, он – единственный человек в моей жизни, которого я любила и люблю! И забудь про дядю Платона, именно он... Именно он виноват в том, что стало с твоим папой!

Завтрак прошел в напряженном молчании, которое сглаживало только щебетание Андре, но от этого на душе у Полины становилось только мрачнее.