– Джулия поступила мужественно, то, что она сделала, очень великодушно, – продолжал Эдуар, трясясь от гнева. – Она хотела удостовериться, что семья той девочки в курсе того, что произошло, и выразить им свое сочувствие. И заверить, что, насколько она знает, мой отец тоже не оставался в стороне и сделал все возможное, чтобы Саре Старзински хорошо жилось в приемной семье, где ее любили.
– О, папа, перестань, – прервала его Лаура. – Со стороны Джулии это был недостойный поступок. Никогда не стоит ворошить прошлое, особенно в том, что касается той войны. Никто не хочет ни вспоминать, ни думать о ней.
Она не смотрела на меня, но я ощущала ее враждебность. Лаура была для меня открытой книгой. Я поступила как истинная американка. Я понятия не имею, что такое уважение к прошлому. Я не способна уяснить себе, что такое семейная тайна. Никакого воспитания. Никакой деликатности. Неотесанная и невоспитанная американка:
– Я не согласна! – вскричала Сесиль ломким голосом. – Я благодарна тебе, отец, за то, что ты все нам рассказал. Это кошмарная история: маленький мальчик, умерший в той квартире, его вернувшаяся сестра. Думаю, Джулия была права, связавшись с их семьей. В конце концов, мы не сделали ничего такого, чего нам следовало бы стыдиться.
– Возможно! – вмешалась Колетт, поджав губы. – Но если бы Джулия не оказалась такой любопытной, то, вполне вероятно, Эдуар так ничего бы нам и не рассказал, верно, Эдуар?
Эдуар посмотрел жене в глаза. В его лице и в голосе был холод.
– Колетт, отец заставил меня поклясться, что я никогда ничего не расскажу о происшедшем. Я сдержал обещание и молчал все шестьдесят лет, как бы мне ни было трудно. Но сегодня я счастлив, что вы знаете. Теперь я могу разделить этот груз со своей семьей, хоть и вижу, что некоторым из вас это совсем не по нутру.
– Слава богу, Мамэ ничего не знает, – вздохнула Колетт, откидывая назад светлые седеющие волосы.
– О, Мамэ знает все, – бросила Зоэ тоненьким голоском.
Ее щеки раскраснелись, но она не опустила глаз:
– Она сама рассказала мне все, что случилось. Я ничего не знала про маленького мальчика – наверное, маме очень бы не хотелось, чтобы мне об этом стало известно, она нарочно умолчала об этой части истории. Но Мамэ сказала мне все.
Зоэ продолжила:
– Она знала с самого начала, с тех пор как консьержка доложила ей, что Сара возвращалась. Мамэ сказала, что дедушке все время снились кошмары про мертвого мальчика в его комнате. Она сказала, что было ужасно все знать и не иметь возможности поговорить об этом ни с мужем, ни с сыном, ни позже со своей семьей. Она сказала, что все это очень изменило моего прадедушку, ранило его так глубоко, что он не мог ни с кем поделиться, даже с ней.
Я повернулась к свекру. Ошеломленный, он не спускал с Зоэ глаз.
– Она знала? Все эти годы она знала?
Зоэ кивнула:
– Мамэ сказала мне, что было ужасно носить в себе этот секрет, и она все время думала о той девочке, а теперь рада, что может разделить это со мной. А еще она сказала, что мы должны были поговорить об этом раньше, должны были сделать то, что сделала мама, что мы не должны были ждать. Мы должны были отыскать семью этой девочки. Мы были не правы, замалчивая это все. Вот что она мне сказала. Прямо перед тем, как с ней случился удар.
Последовало долгое мучительное молчание.
Зоэ встала, оглядев по очереди Колетт, Эдуара, своих теток и отца. И наконец, меня.
– Я хочу сказать о другом, – добавила она, непринужденно переходя с французского на английский, причем на сильно американизированный английский. – Мне плевать, что подумают некоторые. Мне плевать, что вы думаете, будто мама не права и что она сделала глупость. А вот я горжусь ее поступком. Я горжусь тем, что она нашла Уильяма и все ему рассказала. Вы даже представить себе не можете, чего ей это стоило и какой силы воли потребовало. И знаете что? Когда я вырасту, я хочу стать такой, как она. Я хочу стать матерью, которой будут гордиться ее дети. Спокойной ночи.
Она сделала забавный книксен и вышла, аккуратно прикрыв дверь.
Мы долгое время молчали. Лицо Колетт каменело на глазах. Лаура поправляла макияж, глядя в карманное зеркальце. Сесиль выглядела потрясенной.
Бертран не произнес ни слова. Он стоял лицом к окну, сцепив руки за спиной. Он ни разу на меня не взглянул. Ни на меня, ни на кого-то другого.
Эдуар встал, подошел ко мне и погладил по волосам с чисто отцовской нежностью. Его бледно-голубые глаза прищурились, когда он, глядя на меня, наклонился и прошептал мне на ухо:
– Ты сделала то, что надо было сделать. Ты правильно поступила.
Но поздно вечером, лежа одна в кровати и не имея сил ни читать, ни думать, ни что-либо делать, кроме как смотреть в потолок, я продолжала задавать себе вопросы.
Я думала об Уильяме. Я не знала, где он, но была уверена, что он пытается собрать все кусочки пазла, старые и новые.