Нас посадили за наш любимый столик. В самом углу, справа от входа, за старой стойкой и потускневшими зеркалами. Красная бархатная угловая банкетка. Я села и стала наблюдать за грациозными передвижениями официантов в длинных белых фартуках. Один из них принес мне кир-руаяль[24]
. Народу было много. Бертран пригласил меня сюда на наше первое свидание. С тех пор ресторанчик не изменился. Тот же низкий потолок, кремовые стены, лампы-шары с мягким светом, накрахмаленные скатерти и салфетки. Та же коррезская[25] и гасконская кухня, любимая Бертраном. Когда мы познакомились, он жил на улице Малар, в крошечной квартирке под самой крышей, где летом невозможно было дышать. Как настоящая американка, выросшая в кондиционированном воздухе, я не понимала, как он умудряется выжить в таком пекле. А я жила на улице Берт с мальчиками, и моя маленькая, но прохладная комната удушливым парижским летом казалась мне настоящим раем. Бертран и его сестры выросли в Седьмом округе, изысканном аристократическом квартале, где его родители жили уже много лет, на длинной Университетской улице, неподалеку от антикварного магазина на улице Бак.Наш столик. Здесь Бертран сделал мне предложение. Здесь я объявила ему, что беременна Зоэ. Здесь я сказала ему, что знаю про Амели.
Амели.
Только не сегодня вечером. Не сейчас. Амели – это давняя история. Действительно ли давняя? Должна признать, что не была в этом вполне уверена. Скажем так: я предпочитаю не знать. Ничего не видеть. У нас будет еще один ребенок. Что может Амели против этого? Я горько усмехнулась. Да, я закрывала глаза. Разве я не усвоила типично французское поведение: «закрывать глаза» на неверность мужа? И все же я порой спрашивала себя, действительно ли способна на это.
Когда я в первый раз обнаружила, что он мне изменил, то устроила ему грандиозную сцену. Мы сидели как раз за этим столиком. И здесь я решила расставить все точки над «i». Он ничего не отрицал. Сидел спокойный, невозмутимый и слушал меня, сцепив пальцы под подбородком. У меня были доказательства. Чеки его кредитки. Отель «Перль» на улице Канет. Отель «Ленокс», улица Деламбр. «Рёле Кристин» на улице Кристин. Я доставала квитанции одну за другой.
Он был не слишком осторожен. Квитанции, запах женских духов, впитавшийся в его одежду, волосы и даже в ремни безопасности его «ауди» – первый звоночек, который меня насторожил. «Синие сумерки». Самые тяжелые, мощные и приторные духи дома «Герлен». Мне было нетрудно определить, кому они принадлежат. На самом деле я ее и без того знала. Бертран нас познакомил сразу после свадьбы.
Разведенная, около сорока, трое детей-подростков, волосы с проседью. Символ совершенства
Когда после ужина в тот день мы добрались до машины, я превратилась в настоящую львицу, готовую кусаться и царапаться. В конечном счете ему, наверное, это льстило. Он обещал, клялся. У него только я, никого, кроме меня. Она не имеет значения, просто случайная интрижка. Я долго ему верила.
Но с недавнего времени я опять начала задаваться вопросами. У меня появились сомнения, ничего конкретного, лишь мимолетно посещающие меня сомнения. Доверяю ли я ему?
«Ты просто сумасшедшая, если веришь всему, что он говорит», – как-то сказал Эрве. Кристоф повторил мне то же самое. «Может, тебе следовало бы спросить его напрямую», – предложила Изабель. «Ты просто сдурела, что доверяешь ему», – констатировала Чарла. И моя мать, и Холли, и Сюзанна, и Яна.
Не думать об Амели. Не сегодня вечером. Я твердо придерживалась этого решения. Только Бертран и я и чудесная новость. Я мягко погладила бокал. Официанты мне улыбались. Я чувствовала себя прекрасно. Я чувствовала себя сильной. К черту Амели! Бертран мой муж. И у меня будет ребенок от него.
Ресторан был полон. Я бросила взгляд на столики, вокруг которых суетились официанты. Сидящая рядом пожилая пара – перед каждым бокал вина – прилежно склонилась над тарелками. Группа молодых женщин лет тридцати то и дело разражалась хохотом, а мрачная женщина, ужинающая рядом в одиночестве, поглядывала на них, хмурясь. Деловые люди в серых костюмах курили сигары. Американские туристы пытались разобраться в меню. Была еще семья с сыном-подростком. И много шума. Много дыма тоже. Но мне было все равно. Я привыкла.