Ключи от Петербурга. От Гумилева до Гребенщикова за тысячу шагов

За Летним садом набережная называется уже не Дворцовой, а набережной Кутузова. Но суть от этого совсем не меняется. И здесь тоже строиться могли лишь те, кто оказал власти ту или иную услугу. В доме № 8 тут жила камер-фрейлина Протасова, обязанностью которой было тестировать мужчин, которых Екатерина Великая собиралась пригласить себе в спальню, и докладывать потом императрице, на что они способны. В домах № 22 и 28 жили придворные карлики, а дом № 24 принадлежал любовнице императора Николая I, которую он потом подарил графу Кушелеву-Безбородко (прототипу князя Мышкина из «Идиота» Достоевского). Соседний дом был подарен его первой владелице Софье Ушаковой за то, что она лишила невинности наследника престола, будущего императора Павла I. Кстати, там же во время визита в Петербург останавливался известный жулик граф Калиостро. Дальше по набережной жили еще и несколько «арапов», в смысле придворных негров. Причем реально чернокожими из них были далеко не все: некоторые просили присвоить им этот титул, так как негры при дворе получали более высокое жалованье, чем белые.

С каждым новым поколением императорская фамилия разрасталась. Людей, желающих получить свой кусочек от этого пирога, становилось как-то слишком уж много. Царские дядьки, кузены, двоюродные племянники – все желали обзавестись резиденцией именно тут. Каждому нужно было выделить участок под строительство, а потом, когда владелец наконец умирал, его наследники сразу начинали клянчить место уже под новый дворец для себя.

Думаю, не случись революции, Романовы застроили бы дворцами весь район до самого Литейного проспекта.

Но революция произошла. Она просто не могла не случиться.

3

Последний дворец на Дворцовой набережной называется Мраморный. При его строительстве было использовано какое-то неимоверное количество разных видов мрамора и гранита. Причем часть стройматериалов доставили на кораблях аж из Италии. Строили дворец как отступной подарок императрицы Екатерины ее бывшему фавориту Орлову. Мол, забирай дорогую безделицу и ступай с богом.

Орлов, получив дворец, запаниковал. Ему казалось, что все еще можно поправить. Ненаглядной Катеньке он подарил в ответ дорогущий индийский алмаз, украшающий ныне корону Российской империи. На балах, куда графа перестали приглашать, он все равно появлялся и до изнеможения дрыгал ножками, показывая, что энергии у него хоть отбавляй – жаль, направить некуда. Но все было бесполезно. Спать с императрицей отныне стал князь Потемкин. А Орлов через некоторое время с тоски и от отсутствия перспектив просто умер.

После этого из рук в руки Мраморный дворец переходил столько раз, что немудрено сбиться со счета. В советские времена тут располагался Музей Ленина. Посетителям предлагались экспонаты вроде «изготовленной в масштабе один к одному копии кепки Владимира Ильича». Потом и музей тоже как-то сам собой рассосался. В девяностые его пытались пристроить под проведение балов и тусовок с участием селебритиз, но тоже без особого успеха. Пару лет во дворе, на месте, где когда-то был установлен ленинский броневик, простоял памятник розовому «мерседесу». И все равно посетителей тут почти никогда нет. Хотя аттракцион из дворца можно было бы устроить действительно захватывающий.

Вот, например, несколько угловых окон на втором этаже. Именно сюда как-то приказал доставить полюбившуюся ему француженку брат царя великий князь Константин Павлович. Француженку звали мадам Араужо, и она была замужем. Говорила, что любит мужа, и отвечать взаимностью на ухаживания великого князя отказывалась категорически. Как такое возможно, Константин не понимал. Какой, к чертям собачьим, муж, когда перед тобой стоит брат всероссийского самодержца? Своевольную иностранку он распорядился похитить прямо на улице и доставить к себе в Мраморный дворец.

Что уж там между ними произошло, мнения расходятся. Судя по всему, француженка твердо стояла на своем. Великому князю она все равно отказала, а когда он снял штаны и, не обращая внимания на ее возражения, стал приближаться, расцарапала ему лицо. Такого Константин Павлович простить уже не мог. Вызвав гвардейцев из караула, он приказал, чтобы те держали строптивицу, а своему адъютанту, генералу Бауру, велел ее изнасиловать. После Баура француженку насиловали гвардейцы, потом несколько слуг, потом кто-то еще, и в результате к утру женщина умерла.

Труп без лишнего шума закопали, а мужу, чтобы не возмущался, выплатили какое-то не очень большое денежное вознаграждение и велели валить из страны.