Ключи от Стамбула

— Я с этим в корне не согласен! — решительно сказал Игнатьев на совещании у государя, доказывая тому необходимость освободить Болгарию всю целиком, не допустив её дробления. — Болгары не горох, чтобы толочь их в ступе! Мысль о разделении Болгарии кощунственна! Мало того, она предательски низка. Внушая её вашему величеству, британцы норовят лишить Россию всех результатов войны, а Шувалов вторит им, как попугай. Он в грош не ставит наши интересы!

Александр II помрачнел и недовольно посмотрел на канцлера, который пять минут назад поддакивал и восхищался талантом Шувалова.

— Да он просто легкомысленный, недобросовестный посол! — почувствовав себя обманутым, воскликнул император и велел предупредить Шувалова об изменении концепции переговоров. — Я благодарен Николаю Павловичу за его твёрдую позицию! Мы идём освобождать Болгарию!

— Единую и неделимую! — счёл нужным уточнить главнокомандующий.

Князь Горчаков лишь раздражено фыркнул. Отличаясь к старости довольно распущенным нравом и крайним высокомерием, Александр Михайлович с поразительной беспечностью и равнодушием отмахивался от той мужественной правды, с которой ему стоило бы глянуть на себя и свои промахи. Он попытался было возразить, но, видя, что все члены комитета во главе с его величеством приняли сторону Игнатьева, невольно прикусил язык.

Николай Павлович полагал, что сослужил великую службу, хотя и остался без гофмаршальского завтрака, совпавшего по времени с аудиенцией у государя. Пришлось довольствоваться чаем с ломтем хлеба.

Вечером к Игнатьеву наведался князь Церетелев. Высокий, стройный, загорелый, в приталенной черкеске с газырями, он выглядел, как истинный казак. Даже ухватки приобрёл казачьи. Глядя на него, не скажешь, что всего два месяца назад он был камер-юнкером и дипломатом.

— Я уже был под бомбами, — с порога сообщил Алексей Николаевич и, усевшись на предложенный ему хозяйский стул, ровным обыденным тоном добавил, что одну разорвало между ним и Скобелевым. — Кстати, — сказал он, слегка зардевшись, — рвущиеся бомбы на меня не производят никакого впечатления. Оба Скобелева — и отец, и сын, мною довольны. Говорят, что я отличный ординарец.

— А меня одолевают журналисты, но я от них бегу, как от чумы, — поведал о себе Игнатьев. — Принц Карл уже дважды звал меня обедать в Бухарест, прислал нарочно своего гофмаршала. Желает видеть меня завтра. Вообще ко мне в Румынии очень любезны и внимательны.

— Я думаю, надо уважить принца, — учтиво предложил князь Церетелев и попросил Николая Павловича передать поклон Екатерине Леонидовне.

— А вы ей сами напишите, — посоветовал Игнатьев. — Ваша весточка её очень обрадует. — Он улыбнулся и сказал, что, зная прыть Екатерины Леонидовны, многие в главной квартире полагают, что если кампания наша продлится, то она тут же прикатит в Румынию под видом Красного Креста. Румыны уже её ждут, обещают предоставить помещение. Это при таком-то наплыве народа!

— А как ведёт себя «старик»? — имея в виду князя Горчакова, спросил Алексей Николаевич и по-казачьи скрестил ноги.

Николай Павлович сказал, что утром собирались на совет, и канцлер был пристыжен императором.

— А Горчаков, конечно же, бесился? — Церетелев обеими руками уперся в колени, и погоны его заломились.

— «Старик» и наш лондонец Шувалов поступили крайне бессовестно в отношении к государю, запутав нас в переговоры с Англией и обещая невозможные уступки, — раздражённо ответил Игнатьев. — Бедовые люди! Только интриговать умеют против честных людей. Под предлогом миролюбия, они хотели компрометировать Россию.

— Каким образом? — спросил Алексей Николаевич, чувствуя, что его шеф до крайности взволнован.

— Они хотели разделить Болгарию. Южную часть оставить туркам, а северной дать автономию.

— Хитро! — сверкнул глазами Церетелев. — Мало того, что южная часть самая населённая и образованная, так она же, ко всему тому, ещё и самая богатая.

Николай Павлович кивнул.

— Британцы и враги славянства давно носились с этой мыслью, а теперь они её внушили нашему послу — недальновидному Шувалову и канцлеру.

— «Старик» всегда поддерживал его.

— А в мою сторону шипел, если вы помните. Боюсь, что точно так же, как они, твердя о мире, во что бы то ни стало, привели к войне с Турцией, так ныне они завлекут нас в ссору с Англией, обнадёжив её, что мы всё уступим.

— Если уже не завлекли, — сказал Алексей Николаевич, и доверительно понизив голос, сообщил, что у турок на противоположной стороне, как минимум, сто пятьдесят шесть тысяч человек, значит, потери будут большие.

— Упаси Бог, — вздохнул Игнатьев.

Князь Церетелев широко перекрестился.

— Между турками заметили английских офицеров в их красных мундирах и куртках.

— Словом, дали мы османам время приготовиться к войне, — безрадостно проговорил Николай Павлович, думая о трудностях кампании.