Клоха не стала объяснять, хотя ей нравился этот лутхианский фразеологизм - "стать слоном". Эквивалент невозможного с оттенком иронии...
- Лутхи не глупые, - помнится, всё, что она надумала ответить.
Не то чтобы ей очень уж хотелось защищать лутхов (действительно глупые, чего уж там), но то, что отец твердил об этом когда надо и не надо, было тоже в некотором смысле слепотой. Нельзя же видеть только эту - пусть и ближайшую! - сторону. Они не только глупые, они... разные. Бывают разными. Даже самые глупые из них. Нельзя, просто неразумно не замечать их положительных качеств. Например, открытости. Лутхианские семьи не изолированы. Лутхи общаются. Любой лутх может разговаривать, смеяться или печалиться с любым другим лутхом, - и им это нравится! Зачастую они специально для этого и собираются - поговорить, повеселиться, поделиться радостью или грустью. Глядя на эти их сборища, Клоха пришла к странному, на первый взгляд, выводу: что они получают не столько информацию и не столько даже какую-то определённую эмоцию, сколько какое-то... неопределённое, неопределяемое тепло?
- Нет, Кло, - качал головой отец, - такое возможно лишь в пределах семьи. К тому же тепло, тёплые чувства - всё это не про лутхов, девочка. Ты не хуже меня это знаешь: сейчас они смеются, а через минуту... через минуту поубивают друг друга.
Клоха знала. Знала - но не понимала. В каждом лутхе как будто сидело двое: один - весёлый, разговорчивый, раздающий тепло и благодарно его принимающий, а другой... другой и понятия не имеет о каком-то там тепле, бесконтрольно крушит и бессмысленно убивает... Это трудно было принять. Но Клоха пыталась. Отец - нет. На все её "почему" он лишь качал головой. В некоторых вещах он был бесповоротно уверен. В некоторых - если не во всех... И это тоже казалось Клохе слепотой. Отец всё время обучался, но почему-то совсем не изменялся. Его движение напоминало Клохе движение лежи - постоянное, но никуда не переносящее. По сути, он стоял на месте. Как лежала на месте мама. С тем только отличием, что мама - явно...