Клокочущая пустота

Последствия Тридцатилетней войны в Германии, где пребывал Мазарини, были ужасны. Обезлюдевшие города, покинутые деревни, невозделанные поля — упавшие цены на крестьянские продукты повлекли за собой уход людей с насиженных земель. По стране бродили преступные шайки нищих и разбойников, цыганские таборы, итальянские «артисты» с верблюдами, медведями, обезьянами или голодные бродяги, готовые на все. От военных обозов остались, ища себе «работу», целые цехи «веселых женщин», набранных из неудачниц разных национальностей и любых сословий (даже высших!), потерявших близких и родной кров, забывших мораль и воспитание, повинуясь на немецкий лад «фельдфебелицам», столь же властным, как и развратным.

Самая древняя профессия становилась единственным прибежищем этих обездоленных женщин, у которых не оставалось ничего, кроме самих себя. И они перекочевали из армейских обозов в города.

По иному складывались судьбы блистательных дам Парижа в годы торжества Фронды. Многие прелестницы (по словам историка), столь же честолюбивые и отважные, как и не умеющие краснеть, стали занимать в движении Фронды заметное место. Первой среди них считалась бывшая приятельница королевы Анны герцогиня де Шеврез, устоявшая даже от гонений Ришелье, вынужденного уничтожать ее хотя бы насмешками в своих комедиях. С нею соперничали во влиянии «генерал-роза» Фронды, неистовая дочь Гастона Орлеанского (бывшего до рождения Людовика XIV престолонаследником) принцесса Монпансье и очаровательная мадам Лонгвиль, сестра молодого, но прославленного в войну принца Конде, которого обожали солдаты, сравнивая его с самим Густавом-Адольфом, шведским королем. Красота и обаяние сестры героя покоряли даже противников Фронды.

Сам Людовик II Конде рассматривал Фронду как средство для познания радостей жизни, которые виделись ему в кутежах и буйстве, веселье и наслаждении. Королева Анна пока еще находилась в Париже, была весьма чувствительна к нарушениям этикета, чем принц Конде пренебрегал, и мучительно страдала от этого так же, как и от приятелей принца, петимеров (франтов), превращавших королевский дворец в посмешище. Конде распоряжался там, как султан (по выражению современников), живя на более широкую ногу, чем король. Основной заботой его было интриговать против соперника в военной славе Тюрена, с которым ему пришлось впоследствии сразиться на поле боя в пригороде св. Антония, когда Тюрен изменил Фронде.

Но всему этому еще предстояло произойти, а пока вожаки Фронды наслаждались успехом, достигнутым народом на баррикадах, нимало не заботясь о простолюдинах и крестьянах, не задумываясь о переустройстве государства по примеру английской революции, приведшей к казни короля.

Фронда, крича о верности короне, растратила собранные деньги на роскошь, пьянство и излишества, сколотив лишь «скоморошное ополчение» с «извозчичьей конницей» и ополченцами в лентах, оравших по кабакам о своей доблести.

Лучшие же умы столицы, все еще стремясь вдохнуть энергию в движение против деспотизма, создавали памфлеты, разоблачающие кардинала Мазарини, пополняя ими знаменитую «Мазаринаду».

Разрозненная в своих стремлениях Фронда, рожденная недовольством народа своей жизнью и знатью, жаждущей большей власти и выгод, не сумела ослабить влияния первого министра в провинциях, где губернаторы играли вторую роль после поставленных там Мазарини «государственных секретарей», не создала в Париже новых органов власти. Однако шумела.

Одна из первых дам Фронды графиня де Ла Морлиер в сопровождении маркиза де Шампань, своего неизменного, но несколько полысевшего и потускневшего «чичисбея», как говорили когда-то в Италии, запросто, без засланного вперед для предупреждения о визите гонца, приехала к герцогу д'Ашперону.

Герцог принял ее в мрачноватом зале с узкими окнами, украшенном рыцарскими латами, оружием и портретами предков.

— Как это прелестно, ваша светлость, — щебетала графиня, — чувствовать себя в вашем замке не на скользком паркетном полу, а на прочном каменном, как бы переносясь в славное рыцарское время, когда так почитали дам!

— Позвольте, графиня, выразить вам свои рыцарские чувства, — раскланялся величественный герцог, тряхнув своей седой гривой волос.

— О, в таком случае вам предстоит выполнить желание посетившей вас дамы, которую маркиз согласился сопровождать.

— Если это даже и превысит мои силы, то все равно любое ваше желание в этом замке — закон.

— О, пустое, ваша светлость! — вмешался маркиз де Шампань, поводя, словно принюхиваясь, своим крысиным носом. — При вас в поэтах, как говорят, состоит наш старый знакомый господин Сирано де Бержерак. Графине хотелось бы увидеть его.

— Нет ничего проще угодить даме! — поклонился герцог и приказал бесшумно появившемуся слуге в ливрее пригласить в зал Сирано де Бержерака.

Сирано появился здесь, вежливо раскланявшись с гостями герцога.