Клопы (сборник)

Он не писал статей, не подавал заявок на изобретения. Он писал стихи, но какие-то непонятные. Не знаю, можно ли назвать его, для красоты фразы, соляристом в поэзии. Зато в соляристике он был точно – поэт.

Помню, как он подсел ко мне – в столовой, на шестой площадке – с бутылкой «Кинг Дэвид конкорд»:

– Ну, ты шарахнул меня по мозгам своей статьей!

Статья была так себе[5]. Я думаю, он ее использовал как предлог – хотел просто выговориться, поделиться мыслями.

– Неужели это правда, – говорил он в неподдельном возбуждении, – неужели вот так вот посреди жары в вашем Лесу может пойти снег?

– Теоретически… Ветер, перепад давления…

– Выпадают снега и дома холодеют снаружи, – задумчиво произнес Баварец. – Это явственный знак, что что-то случится еще… Знаешь, я как прочитал твою статью, вокруг меня будто заструился космос. Само слово «снег» – что это, как не перепад давления? Нет, вы и сами не знаете, в каком Лесу живете. Сказал: «Снег» – и пошел снег…

Космос для него был мерилом всего. Плохо кому-то – потому, что его запускают в космос против желания. Кто талантливый – тому дано выходить в космос, когда он хочет. Где космос струится – там очень хорошо.

– Причем тут… – недоумевал я. – Вместо хвои могла бы быть вата. Главное – препятствие для воздуха; вообще все может происходить где-нибудь в Наг-Хаммади.

Он кивнул:

– В пустыне войлок… Прохлада… И умирать хорошо… Знаешь, а тебе было дано выйти в космос! Когда Леннону было дано, он зашел в антикварный магазин, купил афишу столетней давности и на ее текст написал музыку. А мог бы взять передовицу из «Санди Таймс». Главное, что ему было дано…

Мы сидели одни в зале. Выпили совсем немного. Он читал вслух стихи – Лермонтова: «Когда волнуется желтеющая нива»; потом Пражина: «Желанный лес раздался предо мной…» Говорил о Норштейне, о белой лошади, которую видел ежик в лесу…

Никто его не понимал тогда. Я вот не понял про войлок. Прохлада, вероятно, в пирамиде…

А может, это опять какое-нибудь ясновидение. Поживем и увидим. Про себя по крайней мере он все заранее знал. Мне так кажется. У него есть одно стихотворение, про вертолет, который кружит над озером:

И звук разладившегося двигателя,

Может быть, единственный звук.

Когда он пропал без вести (gone for a Burton – как выразились англичане) – вот так же над Лесом кружил Пелерин.

9.

Мотор вздохнул напоследок; машина остановилась.

– Приехали, – сказал полковник.

Один за другим мы выпрыгнули из кунга. Заклубился под ногами пепел; я чихнул. Дорога разделяла Лес на зеленый и обгоревший.

– Ого, сколько народу, – удивился Ярвет, оглядываясь.

В самом деле. Возле красной пожарной машины стояли человек десять, не меньше; еще несколько – возле военного «уазика» с открытыми дверцами. Мы сразу поняли, что это очередь за спиртом, и пристроились в хвост. Пока стояли – приехал еще мотоцикл с коляской, привез лесника. Наш полковник сразу пошел к нему.

– Что-то сегодня будет, – сказал Ярвет.

– Горит сильно, – поделился новостью разливающий.

– Как сильно? – Ярвет подал флягу. – Верховой, что ли?

Разливающий не спеша вставил воронку.

– Не верховой, – сказал он, – но сильно горит.

Выбирая себе лопату, я заметил краем глаза, как Горбунков подошел к березе и приложил ладонь к стволу. «Kind energy», – вспомнил я англичанина. Добрая энергия. Тот англичанин, из «Инмос лимитед», вспылил как-то вечером – понял, видимо, что его водят за нос; потом подошел к дереву и вот так приложил ладонь. «Добрая энергия», – объяснил он, видя наше недоумение.

Я отношусь к этому скептически: в kind energy, по-моему, больше от дерева бодхи, под которым сидел Будда, чем от волшебного бука, под которым сидела Жанна д’Арк. Первый проснулся, вторая уснула: но первый сел в яму, а вторая преодолела барьер. (Нирвана – это потенциальная яма, точно вам говорю.)

Нужен лес, тайга, мощные каналы связи. Странно, как этого не понял специалист по транспьютерам. Ведь разница между транспьютером и компьютером такая же, как между женщиной и простой бабой. В Англии, впрочем, нет тайги.

Помню, как Крэг удивлялся, когда ехали из «Шереметьева»: «Wood… wood… wood…» Я к нему сразу почувствовал любопытство. Мы разговорились. Он меня очень уважал; как потом выяснилось, по недоразумению: он думал, что Томсон – настоящая моя фамилия, а у Inmos так называется материнская фирма – Thomson SGS.

А чего обижаться? В четыре лаборатории из пяти его не повели просто от стыда за нашу аппаратуру. Они там со своими транспьютерами могут взять книжку, посадить человека в Лесу – и найти корреляцию образов так быстро, как Лес будет перелистывать страницы. А у нас один компьютер 90-го года, да и то всю его память занимает GS.

– Построились цепью! – скомандовал полковник, выходя с микрофоном в руке. – Вдоль дороги, лицом к пожарищу… Внимание… Контрольный вызов! Включаю.

– Ого-го-го-го-го! – раздался чей-то пронзительный голос.

– О… – глухо ответило эхо.

Полковник махнул рукой. Мы двинулись в Лес.

10.