Оливье повернул к Жене каменное лицо и посмотрел на нее, чуть-чуть сдвинув брови. Это могло означать что угодно — от вежливого сочувствия до бешеного раздражения. Женя попыталась изобразить на лице невинное любопытство и легкую озабоченность.
— Понимаете, у меня могут быть неприятности на работе.
Дескампс проигнорировал ее полувопрос-полупросьбу. Но хотя бы не замкнулся в молчании. А вместо этого отвернулся и безучастным голосом спросил:
— Вы давно работаете брокером?
— Нет, — насторожилась Женя, — недавно… Всего три-четыре месяца…
— А до этого?
— В книжном издательстве, редактором и переводчиком.
— В России?
— Да, в Москве.
— В Москве… — повторил Оливье задумчиво. — А почему вдруг яхты?
— Это странная история, — помедлив, ответила Женя.
— Расскажите, — попросил он.
И Женя, повинуясь какому-то наитию, рассказала ему про удивительный день, когда прямо на ее глазах смертельным прыжком закончилась жизнь неизвестной женщины. О том, как это зрелище изменило и ее жизнь… Как шаг за шагом она, Женя, удалялась от привычного русла забот и дел — и наконец угодила прямиком в руки своей новой судьбы. Она рассказывала об этом спокойно, не торопясь, тщательно подбирая слова, стараясь поточнее передать свои ощущения.
Что-то нелепое, несуразное было в этих воспоминаниях — здесь, в открытом море под черным небом, расцвеченным огромными сверкающими звездами. Было как-то дико рассказывать об издательской рутине, сидя рядом с преступником мирового масштаба, краем глаза разглядывая его неприметное, безучастное лицо.
Дескампс молча слушал ее, опустив глаза в пол и не выказывая никаких эмоций. Но когда Женя закончила, стало видно, что он все-таки немного взволнован — его косящий глаз еще больше уплыл в сторону.
— Верно, очень верно… — задумчиво проговорил он. — Случайностей не существует. Их просто нет.
Он поднялся с шезлонга и уставился вдаль, чуть прикусывая ноготь большого пальца. «Наверное, в детстве грыз ногти», — подумала Женя и тоже поднялась. Оливье быстро обернулся к ней, заглянул в лицо:
— Вы устали?
— Немного, — робко ответила Женя.
— Пойдемте, я покажу вам вашу каюту.
Он проводил Женю до дверей и отступил на шаг, пропуская ее внутрь.
— Мило, — сказала она, оглядевшись. — Знаете, я действительно очень устала. Вы не обидитесь, если я сразу лягу спать?
Дескампс стоял в дверях — сутулый, с настороженным взглядом бледно-серых выпуклых глаз — и внимательно следил за ней. Потом сделал шаг в комнату и замер.
— Спокойной ночи, — произнес он сипло. — Если вам что-то будет нужно — просто позвоните.
Оливье показал ей небольшую кнопочку на прикроватной тумбочке и быстро вышел. На этот раз дверь он не запер.
«А чего запирать, — грустно подумала Женя. — Свой подвиг на „Фортуне“ я уже не повторю… Мы в открытом море, непонятно даже, в какую сторону плыть».
Она осторожно приоткрыла дверь и выглянула — ничего и никого не видно. А вдруг Дескампс придет, когда она будет спать? Женя проверила замок и, обнаружив, что дверь запирается изнутри, обрадовалась.
Конечно, при желании эту дверь можно открыть одним ударом ноги. И все-таки Жене было спокойнее думать: вот если Дескампс заявится ночью, у нее будет хотя бы время на… На что? На то, чтобы проснуться? Или даже второпях одеться? Разве это ее спасет? «Все, все, — устало подумала Женя. — Я и так на волосок от истерики. И нечего себя растравлять. Как случится, так случится. Значит, буду действовать по обстоятельствам». Женя разделась, легла и почувствовала, что лодка движется.
«Может, выйти, пока он за штурвалом?» — подумала она. И сразу же поняла: нет, это нереально. Ей не сделать и шагу из каюты — запас авантюризма на сегодня исчерпан.
Женя уставилась в потолок, и ее охватили нерадостные мысли. «Интересно, сколько может продолжаться это „гостеприимство“? До каких пор Дескампс будет делать вид, что ничего особенного не происходит, что я здесь по своей воле? Когда у него случится приступ агрессии? И как это будет выглядеть? Как мне быть? Как мне быть?» — повторяла она про себя.
Непонятно было и другое. Что думает этот человек о ней, Евгении Коростелевой? Или он не воспринимает ее как самостоятельную личность, а только как тень той, другой? И что было между ним и Анастасией Семаковой, на которую Женя так похожа? Анастасия, как сказал Алекс, даже вспомнить его не смогла… Но он-то ее помнил! Каково же это — вдруг встретить двойника любимого человека?
Женя попыталась представить, что бы она испытала, столкнувшись с чужим человеком, похожим, например, на Диму. И моментально поняла: именно в этой ситуации она и оказалась. Дима, каким она его помнила или рисовала в мечтах, и Дима, который к ней вернулся, — два разных человека. Поэтому ей так трудно сблизиться с… незнакомцем. Ни знакомая внешность, ни любимое имя тут помочь не могут — наоборот. Только мешают.
«Ну хорошо, а если бы я, например, встретила двойника Алекса?»