Клото. Жребий брошен

– Пип! – сипло озвучил он нажатие кнопки и плотоядно рассмеялся.

Женя стояла ни жива ни мертва… Перспектива остаться взаперти с полупьяным распаленным хамом напугала ее до дрожи. Она решительно направилась к двери и подергала ручку – заперто…

– Будьте добры, – произнесла она вежливо-ледяным тоном, – разблокируйте двери, мне нужно вам все показать, чтобы подписать все необходимые бумаги и вернуться в Мос…

– Ну ты че побледнела-то? – перебил ее Борис. – Подождет тебя твоя столица, твоя Москва. Давай расслабляйся, когда еще такая маза будет…

Он развернул кресло так, чтобы не выпускать кнопку из вида и заодно следить за перепуганной Женей. Потом плюхнулся в кожаные подушки и икнул:

– Да не ссы ты… Сейчас удовольствие получишь, потом пожрешь на халяву, салют пустим… на панораму свою полюбуешься. Давай раздевайся!

Женя стояла, всей спиной вжавшись в заблокированную дверь. Сердце ухало так, что, казалось, Борис мог услышать, как оно бьется. Кровь гудела у нее в ушах.

– Давай-давай, – нагло ухмылялся Борис, наслаждаясь ее ужасом, – чего ты тут целку из себя строишь? А? Все вы, бабы, бляди продажные… Ну? Сколько ты хочешь, чтобы мне сделать приятно? – И с этими словами он стал расстегивать ширинку…

– Прекратите! – сорвалась в крик Женя, не понимая, что лишь ухудшает ситуацию, демонстрируя свой страх. – Немедленно прекратите! И выпустите меня отсюда!

С этими словами она рванулась к кнопке. Безнадежно! Борис тут же вскочил с кресла и небрежно оттолкнул ее плечом. Женя поскользнулась, комната завертелась вокруг нее – и вот она уже на полу…

Стоя над Женей с расстегнутой ширинкой, мерзко улыбаясь, Борис наклонился и рванул кремовый шелк ее платья…

– Не-е-е-ет! – закричала Женя, уворачиваясь от потных, жестких лап.

– Да хоть оборись, сука, – процедил сквозь зубы Борис, продолжая неспешно рвать с нее платье, – кнопочку нажали – никто не побеспокоит.

Дальнейшее произошло практически мгновенно, но Жене казалось, что время растянулось длинным, мучительным кошмаром.

Оттолкнувшись ногами и выскользнув на спине из-под туши Бориса, Женя проехалась по полу, потом вскочила и, опрокинув какой-то пуфик, бросилась к кнопке. И снова не успела добежать. С криком: «Стоять, сука!» Борис догнал ее, заломил ей руку за спину…

Вместо ужаса Женя неожиданно ощутила прилив силы и ярости. Только это помогло ей стиснуть зубы, вырваться из захвата и схватить первое, что подвернулось под руку. Это оказалось ведерко с шампанским, примостившееся на маленьком сервировочном столике.

Его-то Женя и швырнула в Бориса, целясь прямо в отвратительную пьяную рожу.

Ведерко оказалось гораздо тяжелее, чем она думала. Поэтому до Бориса не долетело, а упало прямо у его ног. По паркету XVII века, вывезенному из какого-то старинного замка, во все стороны разлетелись кусочки льда, под ногами насильника вспенилось шампанское из разбитой бутылки…

– Вот дрянь, – с холодной яростью процедил Борис.

Как на замедленной съемке, криво ухмыляясь и отводя руку назад для сокрушительной пощечины, он сделал один только шаг по направлению к ней…

И крошечный кубик льда, на котором Борис поскользнулся, пулей выстрелил из-под его сандалии и отлетел в дальний угол комнаты. Звякнул, ударившись о стену, и упал.

А Борис с грохотом обрушился на спину, опрокинув во время падения тот самый столик, и крепко ударился затылком о мраморный порожек, ведущий в ванную комнату.

Потом наступила оглушительная, МЕРТВАЯ тишина.

У Жени просто не было больше сил. Последняя попытка остановить Бориса стоила ей слишком дорого. Всхлипывая от ужаса, она просто ждала: вот сейчас этот урод вскочит и тогда уж точно ее убьет.

Но Борис не шевелился. Он лежал на спине, со спущенными штанами, а вокруг него сверкали бутылочные осколки, исходили соком раздавленные фрукты, лежала, блестя боками, целая, чудом не разбившаяся ваза – и лед, много-много льда.

Вдруг Женя заметила: лед постепенно налился розовым, постепенно темнея – и вот уже весь этот страшный натюрморт подцвечен красным, точно его выложили на темно-бордовый бархат… Не в силах сдвинуться с места, Женя смотрела и смотрела, как темный ручеек крови, смешиваясь с тающими кусочками льда, становится алым.

И тут раздался страшный, сипящий звук, который, казалось, не может издавать человеческое горло… Борис захрипел и, похоже, попытался что-то сказать, а может быть, просто набрать побольше воздуха в легкие, которые никогда уже не будут дышать…

Превозмогая ломоту во всем теле и поднимающийся из самой глубины души туман, застилавший глаза, Женя сделала маленький шажок… Наклонилась над телом и опять чуть не закричала, увидев синеющее лицо Бориса.

Его голова была свернута набок и откинута так, словно шея превратилась в толстый мягкий жгут без единой кости… Один глаз был открыт и смотрел прямо на нее.