Клоун Шалимар

Когда прошла неделя (или много больше?), она взяла свой любимый, отливающий золотом лук, отправилась в Элизиан-парк и начала упражняться там в прицельной стрельбе, час за часом направляя в мишень град стрел. Затем уселась в «делорен» — последнюю, фантасмагорическую машину, подаренную отцом, — и на неделю укатила на ранчо Зальцмана. Внесла плату, перебинтовала запястья и сразу стала тренироваться с Джимми Фишем в боксерском зале. Остальные боксеры посматривали на нее с почтительным уважением, с каким обычно взирают на трагических персонажей, смотрели чуть ли не с религиозным обожанием — так глядят на особ, чьи лица появляются на страницах глянцевых журналов или мелькают на экранах телевизоров. Наверное, так жители Микен смотрели на свою убитую горем правительницу, когда Агамемнон принес в жертву богам ее дочь Ифигению, чтобы вызвать попутный ветер, который помог бы его кораблям поскорее добраться до Трои. И она, подобно Клитемнестре, ощущала себя холодной, сильной, терпеливой, способной на всё. Вернувшись в город, она возобновила уроки ближнего боя с Вин Чаном, удивив его точностью и яростью своих ударов (в обороне она была еще слабовата). Засыпала она лишь тогда, когда физически была вымотана до предела, а во сне ее посещали голосящие хоры. Испытанное в юности снова напомнило о себе. В поисках приключений она стала бродить ночами по городским улицам, пару раз занималась жестким сексом со случайными мужчинами и возвращалась домой с засохшей под ногтями кровью, после чего принимала душ и снова отправлялась в Элизиан-парк, на Санта-Монику или к Зальцману. Стрелы ее исправно поражали мишень; при стрельбе из пистолета кучность стала выше. Своему тренеру по боксу она велела снять «лапы», надеть перчатки и бить, не смягчая ударов. Бокс перестал быть спортивным развлечением: она готовилась всерьез.

Индия давно работала над документальным фильмом о Лос-Анджелесе под условным названием «Камино Реал», и канал «Дискавери» готов был дать ему зеленый свет. Идея заключалась в том, чтобы отразить жизнь современного города с момента его основания, начиная с первой экспедиции европейцев по освоению новых территорий от Сан-Диего до Сан-Франциско под командованием капитанов Гаспара де Портолы и Фернандо де Ривейра Мокады; хронологом этой экспедиции был тот самый францисканский монах Хуан Креспи, который в память о слезах матери святого Августина дал имя Санта-Моника чистому источнику в том самом месте, где теперь располагался Лос-Анджелес, и к тому же придумал название для самого поселения. Исторический аспект как таковой служил для нее лишь отправной точкой изысканий: миссии (в количестве двадцати одной), основанные братьями-францисканцами на всем пути следования, не волновали ее воображения. Основное внимание ей хотелось уделить современности. Превращение бывших пастухов-баррио в бандитские сообщества, судьбы и занятия семейств, поселившихся в трейлерах на обочинах дорог, наводнившие город иммигранты, вызвавшие бешеный скачок цен на недвижимость: вырастающие как грибы после дождя миленькие городки в пожароопасных капканах узких каньонов, где селились всё прибывающие и прибывающие семьи среднего достатка, и куда менее привлекательные кварталы в черте расползшегося города, заполняемые корейцами, индийцами и прочими нелегалами всех мастей, — вот что должно было стать содержанием ее фильма. Она хотела исследовать грязный подбрюшник города-рая; в музыке небес ее интересовали фальшивые аккорды, утратившие свое сияние нимбы, блаженное беспамятство наркотиков, избыточность человеческого потребления, правда как она есть. Когда погиб отец, она бросила работу над фильмом; сидела на стульчике, стреляла из лука и пистолета, боксировала, трахалась с кем ни попадя, возвращалась к себе, принимала душ, и все это время ее неотступно преследовала одна и та же мысль: где же ангелы? Где они были в тот час, когда отец так в них нуждался? Ответ напрашивался сам собою: их нет. Нет никаких ангелов, нет небесных белокрылых покровителей, оберегающих от зла свой город. Когда нужно было спасать отца, некому было это сделать, их не оказалось на месте.