Я оглядела брюнета. Его джинсы сплошь покрылись толстой коркой земли, а руки все были в царапинах и тоже в земле. На лице — смесь пота и грязи. Ошметки марли он очевидно потерял где-то по дороге.
— Да, ты их честно заработал. — Я потянулась к ручке и распахнула дверь, собираясь вылезти.
— Эй, ты куда?
— Должна кое-что проверить.
— Что именно? Не убил ли я их? — Его тон был рассерженным, а рука сжала мой локоть, не давая выйти.
— Именно так.
— С ума сошла? Слушай, для того чтобы убить человека, не нужно столько времени. Мы действительно сажали цветы, я вполне серьезно это говорю.
Я немного посидела, задумавшись, затем, захлопнув дверь, развернулась к нему лицом, взяла в ладони его руки и поднесла к носу. Глубоко вдохнула.
— Розы. — Да, это объясняет царапины.
— Не знаю, может быть, — ответил он. — Я как-то не разбираюсь в них. Ну что, едем?
Каретников привез нас к себе в квартиру. Мы были слишком уставшими, чтобы спорить, и позволили уложить себя вдвоем на Мишкину постель, предварительно приняв душ, конечно. Нужно было смыть с себя не только землю, но и весь этот ночной кошмар, что произошел там.
Прижимаясь к Юльке и чувствуя, что силы меня стремительно покидают, я напоследок подумала о том, что неплохо бы подпереть чем-нибудь дверь комнаты, и вроде даже возымела желание подняться и сделать это, но против этого организм взбунтовался, и через секунду я уже провалилась в дикое, тревожное, неправдоподобное, сюрреалистическое подобие сна.
Часов в восемь меня толкнула Юлька. Я только собиралась возмутиться, но она тут же заткнула мне рот ладонью, заставляя прислушаться. Димка уже не спал. Он ходил по квартире, тихо разговаривая по телефону. Слов было не разобрать.
— Мне приснилось, — шепотом проговорила Образцова, — что Дима и есть тот самый Черкес. Я проснулась и поняла: это вполне походит на реальность.
— Димка? Черкес? — также шепотом усомнилась я. — Не смеши мои коньки.
— Как тогда объяснить то, что он так ловко крадется в кустах? Так смело бросается в бой? Таскает с собой оружие? Умеет ямы копать? А еще убивает своих собственных друзей! Да с такого расстояния попадает в сердце, будто ему не впервой! Так и от нас может запросто отделаться, ежели петух клюнет! — Видя застывшее выражение несогласия на лице своей подруги, Юлька добавила в сердцах: — Ты же сама говорила! Им нельзя верить! Никому нельзя!
— Я и не верю, — не стала я отказываться от собственных слов. — Но если он Черкес, на фига ему избавляться от своего человека, Разина?
— Это вышло случайно!
— Но Разин же действовал по велению Черкеса, мы ведь так решили! — не отступала я. — Разумнее было подождать в пещере, пока Разин не получит от нас то, чего хотел, и не принесет ему.
— Может, Разин затеял собственную игру?
Это была занятная мысль. И тем не менее кое-что не сходилось:
— Но ведь, помнишь, любитель черных одежд удивился, когда увидел незнакомого парня в месте стычки. Незнакомого, подчеркну. И велел ему бросать оружие, иначе он пристрелит нас. На его лице не было и тени узнавания. Иначе б он воскликнул что-нибудь вроде: «Это ты?!» или «И ты здесь?!». Понимаешь, о чем я?
Юлька помолчала, затем изрекла взволнованно:
— Возможно, его никто не знает в лицо. Это же главарь! Он сохраняет инкогнито.
— Ну, не знаю. Наверно, и вправду стоит приглядеться к Каретникову. В то же время, он снова спас нам жизнь. Мне уже как-то стыдно в чем-то его подозревать.
— Но ведь не будешь отрицать, что с оружием он на «ты»?
Отрицать я это не могла, потому прикусила язык. Здесь хождение по коридору прекратилось. Он закончил разговор и ушел в ванную. Послышалось движение щеколды — заперся.
— Душ принимает, — проявила чудеса сообразительности подруга.
— Или делает вид, что принимает. — И, видя ее заинтригованное лицо, словно мы стояли на пороге раскрытия какой-то сверхзагадочной тайны, поспешно добавила: — Да шучу я, шучу. Человек принимает душ, что в этом такого?
— Ничего сверхъестественного, — согласилась Юля и предложила: — Давай подниматься.
Мы встали, и, пока заправляли постель, одевались в кое-какие Мишкины вещи, чувствуя себя при этом по меньшей мере мародерами, и набирали воды в чайник, ванная освободилась. Поздоровавшись с Димкой и умывшись, мы все вместе сели пить чай.
— Что мы будем делать дальше? — спросила угрюмая Юлька делавшего себе бутерброды Дмитрия.
Нахмурившись, он ответил:
— Не знаю. Думаю, лучше уехать. Еще лучше — сегодня же.
— Мы заплатили за десять дней, а сегодня только восьмой, — по обычаю заявила Образцова, наверно, плохо понимая, о чем она говорит.
— Дура, при чем здесь два дня, когда на карту поставлены ваши жизни? Ноги в руки — и бегом на поезд.
— Ты не понял, у нас уже есть билеты, на вечер послезавтра.
— Купите другие. — Каретников уселся за стол, за которым мы пили пустой чай, и сунул в рот большой бутерброд, запивая его кофе.
— А ты? — поинтересовалась я.