Клуб, которого не было

В процессе, разумеется, выяснилось, что пространства для экранов на сцене – впритык, Дэн гонит микс со скоростью, более уместной для транс-вечеринки, затормозить его – ох, как непросто, и, наконец, что прогонов, со све-товиком и звуковиком, нам нужно как минимум четыре. Одна только^ Танька невозмутимо отрисовывает перед камерой все, что нужно – будто всю жизнь этим занималась.

Худо-бедно сколотили сет-лист, завтра в девять утра первый прогон. Вова с Максом на низком старте: устали все.

– Секунду, – тихо просит Танька. – Извините, что в пятый раз, но вы хотите все-таки страницу на майспейсе делать? Я бы сделала. Что вы решили?

– Эрм? – Макс переадресует вопрос почему-то мне.

– Макс, сделать, конечно. Пойдем у Мары спросим, у нее наверняка давно есть.

Три шага к соседнему столику.

– На майспейсе? – Мара отвлекается от салата. – Нет, нет у нас пока. Но мы над этим работаем. Я бы сделала.

Совет отечественных производителей состоялся. Возвращаемся, Макс трясет головой. Танька победила. Больше всех ей надо, что ли?

***

– Андрей Вадимович, – Танька кокетливо улыбается Макаревичу. – Можно вас попросить – не могли бы вы нарисовать вот на этом листе ракету?

Премьера. Все по плану: видео – нужные куски, с нужной скоростью, Вова, Макс и Корней – в ударе. На ВИПе, кроме нас с камерой, – только Макаревич. В толпе ему некомфортно. Безропотно берет маркер. Рисует.

– Ну ты решительная, – я Таньке на ухо.

***

С нашей легкой руки сеансы рисования входят в привычку.

Турнтаблист (Олеся, я не ругаюсь, это значит – он вертушки крутит) – так вот, турнтаблист, которому, я надеюсь, сегодня все-таки принесут кофе (понимаю, что кофейная машина сломалась, а можно из другого зала, а?), – так вот, турнтаблист сидит сейчас в гримерке с маркером, рисует на ватманских листах русские буквы. И примеряет ватман к планшету.

Маленький, проворный Эрик Сен, он же Кид Коала, вчера в Хельсинки рисовал по-фински. Его общительная жена так же стояла в Хельсинки у входа в зал, продавала пластинки, майки и – внезапные прихватки для горячего в симпатичных маленьких роботах: трейдмарк. Над диджейским столом точно так же возвышалась камера: главное, за что вчера брал деньги клуб в Хельсинки и за что берем сегодня мы, – это возможность увидеть, как талантливые пальцы Кида Коалы заставляют вертушки танцевать туда-сюда.

Сейчас на экране кольцо на правой руке – тонкие Сонины пальцы. С ее первой вечеринки в «Икре» прошел год, и доказывать больше никому не нужно: Соня – во всех нужных журналах и в расписании всех нужных клубов. Сегодня в честь заморского гостя играет мелодии и ритмы Ninja Tune. До его выхода – четверть часа.

На планшете у Кида Коалы – десяток листов, исчерченных безупречными русскими буквами.

– Привет!

– Меня зовут Кид Коала. Я из Канады.

– Пошумим?

– Черт побери, пошумим? Вытаскиваем планшет на сцену.

Маленькая рука Коалы пожимает на экране над вертушками маленькую руку Сони.

Эрик ставит первую пластинку и под разгоняющийся гул, картинно выставив ногу вперед, откидывает первый лист, второй, третий – на «пошумим» толпа взрывается и волной накатывает на сцену. Прием с планшетом – безотказный.

Вспоминаю колдкатовский сувенир: «Простите, что я заблевал ваш пульт».

Что ни говори, культура шрифтографии в доминионах более развита, чем в метрополии. И не только шрифтографии. Крупные диджейские истории – священная корова. Без клубной публики – не той, что придет на Тибета, Брауна и «Кровосток», а той, что брала «Икру» штурмом перед Кидом Коалой, Амоном Тобином и Сашей Функе, клубом нам не быть. Быть концертной площадкой, как замечательные нью-йоркский Tonic, стокгольмский Debaser или берлинский Kesselhaus, – наверно, приятно, но драйв не тот. Не за тем же, в самом деле, я выскакивал из теплого корпоративного кресла, чтобы просто придумывать и делать концерты. Клуб – это когда весь день собираешься go out, а получается в результате – in. В клубе – лица, которые здесь не только часового концерта ради. Если с клубом все хорошо – он живой и светится. Пока стекаются друзья друзей к Юле, Соне, Эдгару, Вишнякову – все будет хорошо.

Илья Рассказов пришел пару месяцев назад со списком имен: Jazzanova, Ame, Gilles Peterson. Концепцией не заморачивался – взрослая электронная музыка, отмеченная печатью интеллекта. Необходимости в концепции Илья поэтому не видел: тому, кому нужно, все объяснят имена.