Наверняка матери было что сказать по поводу нашего отъезда. Она наверняка кричала, плакала или просто грустила. Но я ничего этого не помню. Я даже не помню, как Лиша объявила ей о том, что мы уезжаем. Все то, о чем говорили Лиша с мамой, улетучилось из моей головы. Даже образ матери во время расставания исчез, несмотря на то что между разговором с отцом и нашим отъездом наверняка прошло несколько дней. Все мы наверняка плакали, потому что в нашей семье любят плакать и закатывать сцены громких расставаний. Возможно, мать и без каких-либо конкретных обязательств говорила о том, что навестит нас, хотя я не помню, чтобы она сказала что-то подобное. Я даже не помню, пахло ли в ее машине, которая везла нас до аэропорта, духами «Шалимар».
Для доставки нас в Техас наняли Джоуи. Как только он добрался до бара в аэропорту, он мгновенно напился. Мы с Лишей сидели за стойкой бара и пожирали горстями арахис. Квадратные стулья, на которых мы сидели, были обиты кожезаменителем. На этих стульях можно было крутиться, и их края ударялись, как большие кожаные метрономы, отмечающие время. На стойке перед нами сидели, выпрямив спины, наши куклы-близнецы Барби, одетые в одинаковые платья из синего кринолина с серебряными поясами.
Войдя в самолет, усадив нас через проход от себя и сев на свое место, Джоуи первым делом схватил бумажный гигиенический пакет и громко в него блеванул.
В Альбукерке мы пересели не на тот самолет. Я не понимаю, как это произошло, потому что перед посадкой сотрудники авиакомпании проверяют, куда пассажир отправляется. Так что я даже и не знаю, как мы совершенно нелегально оказались в Мехико-Сити. Может быть, все это подстроил Джоуи по просьбе матери, которая питала необъяснимо теплые чувства к Мексике, или по собственной инициативе, неожиданно решив туда перебраться. Может, он хотел жить за три копейки в бунгало, окруженном пальмами, и чтобы принцесса ацтеков приносила ему своими маленькими изящными руками омаров с тортильями.
В любом случае наше появление не вызвало у мексиканских федералов на пограничном контроле бури восторга. Как выяснилось, Джоуи потерял свой бумажник, а вместе с ним и все доказательства своего американского гражданства. Джоуи утверждал, что бумажник упал в туалет. Он говорил, что вставал с унитаза, как ему стало плохо, и он согнулся пополам. Он не заметил, как его бумажник упал в синюю воду в унитазе. Потом, похлопав себя по карманам, он понял, что его документы со страшным звуком засосало в унитаз где-то над пустыней.
Капитан переминался с одной обутой в до блеска начищенный сапог ноги на другую, что-то шепнул на ухо одному из таможенников и махнул рукой, после чего к нам подошли двое полицейских с карабинами. Они взяли наши чемоданы и стали тормошить содержимое. Мои рваные колготки оказались у кого-то в руках, и ими какое-то время размахивали, как белым флагом капитуляции. Джоуи был похож на контрабандиста или мексиканца, пересекающего границу без документов. Мы стояли с тремя стюардессами чуть в стороне. Я заметила, что, несмотря всю серьезность ситуации, Джоуи постоянно хихикал.
В результате Джоуи задержали, а нас, к нашему удивлению, отпустили. Сотрудники авиакомпании даже позвонили нашему отцу и сообщили ему, что отправят нас в Техас.
Я так и не спросила у Джоуи, чего он добивался: хотел ли он нас похитить или просто решил пуститься в бега. Когда я видела его в последний раз, он стоял в окружении полицейских, и в свете флуоресцентных ламп его лицо было цвета оливки из коктейля. Его попросили снять обувь и носки. Он стоял на одной ноге, раскинув руки, как аист, и периодически заливался глупым смехом.
Нас отвели в столовую для работников аэропорта, и официант принес по огромной тарелке
Тем не менее эта история нисколько не повлияла на отношение к нам стюардесс. Они внимали каждому слову Лиши, и своими руками с идеальным маникюром гладили наши головы. Через некоторое время они посадили нас на ночной рейс в Харлинген.
Я проснулась во время полета и увидела в иллюминаторе облака. Лиша спала в соседнем кресле. Казалось, что облака застыли в движении, словно кипящую воду в кастрюле заморозили в мгновение ока. Облака раздвигались перед летящим самолетом, уступая ему дорогу, и от этого зрелища мне показалось, что у меня еще есть какая-то надежда. Может быть, в моей детской жизни все сложится хорошо. Мне казалось, что меня в этой жизни ждут великие дела.
Мы с Лишей летели с пересадками, во время которых о нас заботились пилоты, стюардессы, сотрудники аэропортов и уборщики. Они кормили, поили нас и угощали шоколадом. Мы летели бесплатно, без одобрения руководства авиакомпаний. В моей памяти не сохранились лица этих людей, но когда я шла рядом с ними, во мне снова рождалась надежда на то, что все будет хорошо.