Наконец встретившись с ним глазами, я помахал в ироническом приветствии. Жак громко ахнул и вновь уставился на Роберта. Тот отсалютовал надкушенной булкой.
— Ты тоже его видишь?
— Конечно. Он же человек. Хотелось бы верить…
— Эй, тут не все такие учёные, можно говорить по-английски? — встрял Роберт, активно уминая сдобу. Половину слов я разобрал чисто интуитивно.
— Он не человек, а призрачный двойник! Он предвещает смерть, — на полном серьёзе сообщил Жак.
— Брат, что он там кудахчет?
— Его надо прогнать молитвой!
— Все французы такие истерики?
— Отче наш… Роберт, не стой столбом, за мной повторяй!
— Фу, у вас на пороге мышь дохлая валяется.
— Да что ты молчишь?!
— Скажи ему, чтоб заткнулся.
— Сгинь, ты его не получишь!..
От двойного напора аж голова шла кругом. Едва я открывал рот, чтобы успокоить одного, меня сбивал другой. Даже педагогический опыт не пришёл на помощь. В принципе, он никогда меня особо не выручал.
— Ничего себе! — Роберт слез со стола и, разглаживая на ходу газетную страницу, в которую только что были завёрнуты свечи, выбежал на свет. — Это что? Это ты?!
Как заворожённый, я приблизился к кузену, и мне чуть ли не в лицо уткнулась пропахшая бакалеей бумага. Напечатанная на ней статья была проиллюстрирована… моей фотографией. Голова чуть повёрнута в сторону, в глазах настороженность, губы, как у человека, который никогда не улыбается, от чего я не кажусь наивным юнцом, как обычно. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где был сделан снимок. На вечере графа де Сен-Клода в Праге. Результатом я целиком и полностью обязан Филдвику.
— Только не это, — вырвалось у меня.
Роберт мигом сориентировался:
— Что натворил?
— Неважно. Главное, что сейчас меня разыскивает полиция, — я взял газету и злорадно закончил: — Думаю, полицейские с удовольствием арестуют первого попавшегося Роберта Сандерса, выглядящего точь-в-точь как эта фотография.
Мои слова явно сбили его с толку. Он сразу сник.
— Да, ты не так прост, — поморщился Роберт. — А как насчёт наследства? Я не жадный, согласен на половину.
Прежде чем ответить, я велел Жаку замолчать и поставить кочергу на место.
— Уходи, я не намерен делиться.
— Уверен, братец?
Я скопировал его грозную гримасу и вытащил из-под рубашки кулон, предусмотрительно не сняв его.
— Знаешь, что это?
— Ты на что намекаешь?
— Знаешь?
— Допустим, оборотный кулон, — он поддался на провокацию. — И что с того?
— Надеюсь, тебе хватит мозгов, чтобы понять, что я не просто так его ношу. Я могу в любой момент им воспользоваться и растерзать тебя. Жак в курсе.
Мучительная пауза длилась недолго.
— Я пошёл, — сказал Роберт и, сунув в рот остатки булки, поспешил выйти на задний двор.
Я вызвался проводить его. Желание избавиться от непрошеного гостя было сильнее стыда за грубое обращение с тем, кто назвал себя моим родственником. В полном молчании мы прошли через запущенный сад до ограды. Роберт без проблем залез на неё.
— Ну и сволочь же ты, — прошипел он, обернувшись на прощание. — Совсем как твой отец.
Что? Что значит «как твой отец»?
Он спрыгнул на улицу. Я хотел догнать его расспросить, но, когда вскарабкался на ограду, было поздно. Его уже и след простыл.
Я долго не мог прийти в себя после этой встречи. В голове не укладывалось, что меня нашёл двоюродный брат. Тот, кто обладает той же внешностью и именем, что и я. Тот, кому известно о наследстве Родерика. Не слишком ли много совпадений? Да и мог ли обычный человек обнаружить меня в городе, даже не зная, как я выгляжу, и как меня зовут? Нет, конечно. Значит, это был не человек. Но тогда зачем этому существу вещи Родерика?
Чтобы ничего не упустить, я записал всё это в тезисах. Для этого пришлось перерыть всё содержимое стола в кабинете. В писчей бумаге не было недостатка, да и в ручках тоже, только чернила, как назло, засохли.
Дважды обвёл буквы карандашом. Понаставил вопросительных знаков. Прочитал вслух. Однако записанное всё равно не выстроилось в логическую цепочку.
Я закусил кончик карандаша, чего не делал с детства. Может, мне что-то мешает сосредоточиться? Например, всякие сентиментальные глупости. Несмотря ни на что, хотелось верить, что у меня есть кузен. Странный, но всё же не чужой человек. Возможно, он собирался обокрасть меня или всеми правдами и неправдами забрать всё, только что-то похожее на совесть нашёптывало мне иное. Я поступил несправедливо с этим юношей. Прогнал, как назойливого попрошайку.
Или стоит признаться себе, что ненависть к руке славы и прочим артефактам сменилась привязанностью? Ладно, не буду отрицать…
Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
Я всё сделал правильно. Их нельзя отдавать кому попало. Отец вовсе не оставил их себе…
Чёрт, так что же имел в виду Роберт?
Лишь бы он был не прав.
Я вновь склонился над столом, в конце списка написал «ПАПА» и жирно обвёл в кружок.