И ужасно хотелось потереться об него всем телом, обнять за тонкую талию, запутаться пальцами в узкой дорожке черных волосков, уходящих под резинку шорт… интересно, а ниже они такие же короткие? Или, наоборот, густые и кудрявые? Спросить, что ли?
Нет уж! Возьми себя в руки, Юля! Есть любопытство, которое до добра не доводит. А вот до постели оно тебя довести сможет. Но туда тебе самой не надо. Во-первых, вам еще сегодня шпиона ловить и разоблачать. Во-вторых, прилетает Иван Тульский. И в-третьих, но в
Вот!
При виде такой компании, ломящейся к нему в комнату, вампир удивленно поднял брови – и стал выглядеть еще более обаятельным. Этакая удивленная и сонная чувственность.
– Чем обязан? Добрый вечер, пушистик. Ты не просветишь меня, что с вами случилось? Вы выглядите… встрепанными.
– И ты там будешь, – привычно схамила я. – Мы шпиона вычислили.
Мечислав мгновенно стал серьезным.
– Подождите меня в кабинете. Я сейчас буду.
– А к себе не приглашаешь?
И когда я научусь придерживать язык?
– Тебя, пушистик, – в любое время. Но такая компания – это слишком. Групповой секс, да еще с мужчинами, не в моем вкусе. Хотя если тебе понравится…
– Тьфу на тебя, зубоскал!
Я плюнула на пол, постаравшись попасть вампиру на ногу. Промазала. Развернулась и отправилась в кабинет. Оборотни потянулись за мной.
Мечислав присоединился к нам через пятнадцать минут. Он успел одеться в голубые джинсы, вытертые почти до белого цвета, и белую майку с логотипом «Версаче» и головой медузы по центру. Голова была нарисована золотом, белый цвет майки красиво оттенял смуглую кожу.
– А что, Версаче еще не умер?
– Какая разница, пушистик? Главное, что вещь хорошо смотрится. Что вы говорили про шпиона?
Слово взял Валентин и коротко рассказал про всё, что со мной произошло с самого утра. Мечислав слушал молча, ничем не выдавая своих эмоций. Потом перевел взгляд на Александра.
– Ну, что скажешь?
– Сказать что-то определенное сложно, но четыре месяца назад Альфонсо да Силва получил прошение разобраться с какими-то непорядками в Туле. И направил туда Диего. А дружил Диего больше всех с Рамиресом. На почве одинаковых вкусов.
– Тогда все ясно! – я даже хлопнула в ладоши. – Рамирес все рассказал Диего. Тот в Туле подцепил эту испаноликую швабру, потом они как-то случайно наткнулись на Славку, подумали – и придумали геройский план. Сколько Славка с ней знаком? Валь?
– Он говорил, около двух месяцев.
– Все сходится. А в Туле он появился когда?
– Как раз с полгода назад. А месяца три тому попал – чисто случайно – к стоматологу. Из наших, из оборотней.
– Ага. Там засветилась его фамилия.
– И Диего раскрутил эту катавасию?
Верилось плохо. Даже мне. Не та фигура. Да и Питер говорил, что они от кого-то получали приказы. И кто же у нас сидел в пруду?
– Рамирес, – просто сказал Сашка. – Если это затеяли не Иван Тульский с Рамиресом, можете мне ноги оторвать.
– Они это и без нас сделают, – осек его Мечислав. – Если что.
– Но все укладывается, – заметил Ленька. – Смотрите. Около полугода назад Мечислав становится Князем города. Юля, наш уважаемый пушистик, – его фамилиар. Тогда и засвечивается фамилия Леоверенских. Рамирес дружит с Диего и наверняка делится с ним своими планами. Или хотя бы упоминает Юлю.
– Второе вероятнее, – согласился Мечислав. – Кудряшка произвела на Рамиреса неизгладимое впечатление.
– Неважно. Важно то, что Диего узнал о Леоверенских. Четыре месяца назад его посылают в Тулу. Там он встречает Клару – и задерживается.
– Она, похоже, в его вкусе, да и просто мазохистка. Чем больше ее бьют, тем ей приятнее, – это уже я вставила свои пять копеек.
– И она умеет врать так, что никто не чувствует лжи. Мы ее допрашивали – и все прокололись.
– Почти, – криво улыбнулась я. И достала из сумочки рисунок.
Тот самый, сделанный очень давно, кажется, еще в другой жизни, до Славкиной инициации.
На нем Клара изображалась сидящей… даже не так. В центре изображения было кресло, почти трон, на котором сидела закутанная в плащ темная фигура. Не слишком прорисованная, намеченная несколькими карандашными штрихами, но смысл и так был ясен. Господин и повелитель, и все тут. Намного более ярко получилась сама пади, сидящая «у ног». Она почему-то нарисовалась полуобнаженной, в шипастом ошейнике и браслетах, в чем-то напоминающем корсет. Все тело обвивало сложное переплетение ремней. Одна рука пади опиралась на пол, вторая касалась края плаща сидящего на троне. Рядом с плащом лежала плетка.
Лицо Клары было поднято вверх, и на нем читалось безграничное обожание и подчинение.
Что-то было не до конца прорисовано, что-то не удалось, но общее впечатление восторженной покорности и преклонения было верным.
– Я нарисовала, – призналась я, когда рисунок прошел по рукам, – и как дура забыла обо всем. Сунула в сумку, хотела потом поглядеть – и все пошло прахом. Платья, оборотни, дети, ссора с Мечиславом… слишком много отвлекающих факторов.