Кн. 2. Первая жертва. Охотник-жертва

Линкольн шел на приличной скорости, но вороненого цвета ламборджини быстро сокращал расстояние между ними. Блэквелл порылся в бардачке и обнаружил там «Смит энд Вессон» 38-го калибра с двухдюймовым дулом. Он сунул пистолет в карман. Дождь хлестал по ветровому стеклу, вокруг не было ничего, кроме, конечно, ландшафта. Впереди асфальтовая дорога расширялась, и ламборджини пошел слева на обгон. Когда его бампер оказался почти вровень с выхлопной трубой линкольна, Блэквелл повернул руль влево. Ламборджини резко затормозил и остановился. Блэквелл развернулся на двух колесах и съехал на грунтовую дорогу.

Но ламборджини продолжал висеть у него на хвосте, и, как только он снова поравнялся с Блэквеллом, тот резко бросил линкольн влево, совершая маневр, который удался ему в первый раз. Линкольн встал на два передних колеса. Его задняя часть поднялась вверх, а потом со стоном опустилась на асфальт. Ламборджини закрутился на месте, но остался на шоссе.

Не успел Блэквелл поздравить себя с удачным маневром, как одно из колес линкольна отвалилось, и машина сползла с дороги в болота Эверглейдс.

Часть шестая Большое убийство

Глава 60

Дикерсон сидел в своем кабинете и изучал секретные донесения. Он посвящал уйму времени этому занятию, потому что ему полагалось знать массу секретов с различными грифами секретности: «секретно», «совершенно секретно», «для ограниченного пользования» и тому подобное. Ему также полагалось знать, какие секреты уже рассекречены и о них можно говорить с друзьями и соседями. Очень часто Дикерсон забывал, с каких дел снят гриф секретности, а какие дела все еще продолжали оставаться секретными. Упомнить все было очень трудно, поскольку часть памяти приходилось уделять таким вещам, как свое имя, номер карточки социального страхования, домашний адрес, список продуктов, которые необходимо купить в супермаркете, имена друзей, жен, детей, программу телепередач на вечер, государственные и религиозные праздники и тому подобное. Дикерсон постоянно боялся, что его перегруженная секретами и не секретами память когда-нибудь даст сбой и он забудет что-нибудь такое, чего ни в коем случае нельзя забывать. Например, скажет своему парикмахеру: «А вы знаете, что один из наших резидентов стал недавно министром финансов Сомали? Не так уж и плохо для местного парня, правда?».

Разумеется, ничего подобного с Дикерсоном просто не могло случиться, потому что он никогда не говорил о своих делах, избегал праздных разговоров, никогда не напивался и не обкуривался наркотиками. А благодаря специальной тренировке подсознания он научился избегать в речи любых обмолвок. Но вероятность катастрофической ошибки все равно продолжала угнетать Дикерсона. Чем больше он узнавал секретов, о которых никому нельзя говорить, тем чаще им овладевало извращенное желание выдать эти секреты, рассказать о них случайному собутыльнику в баре или — просто кошмарный сон, faux pas [17] — встретиться с один из знакомых агентов КГБ, пригласить его на ужин и сказать: «Я покажу тебе свое, если ты мне покажешь свое». Разумеется, такого просто не могло случиться, потому что он такого никогда не допустит. Но почему же тогда его одолевают нездоровые фантазии? Его психоаналитик, доктор Менш, назвал это чувство «стремлением к извращенности». Просто расслабьтесь, посоветовал доктор Мент. Чем больше вы боретесь с этим чувством, тем сильнее оно проявляется.

Просто расслабьтесь. Доктору Меншу легко говорить, ведь ему приходится иметь дело не с настоящими секретами, а со всякими отклонениями человеческой психики. А когда речь идет о вопросах национальной безопасности…

Дикерсон говорил с доктором Меншем о своих проблемах с секретами, но не о самих секретах, хотя доктор Менш считался лояльным и благонадежным гражданином, как показала проверка, которую Дикерсон приказал провести перед тем, как записаться к нему на прием. Да, безусловно, доктор Менш был лояльным гражданином, но у него не имелось допуска к секретной информации. Ему даже не полагалось знать, что Дикерсону известны какие-то секреты.

У Дикерсона стало еще больше проблем с тех пор, как у него появился новый начальник отдела, все сведения о котором содержались в строжайшей тайне. Дикерсон никогда не встречался с ним, а лишь разговаривал по телефону после сложного обмена кодовыми фразами, которые обновлялись каждый день.

Дикерсон нервничал еще и потому, что вчера ему позвонил шеф и хриплым голосом с чикагским акцентом — скорее всего поддельным — приказал, чтобы Дикерсон приготовился к немедленным действиям. Приближается большое-большое дело, сказал он.

Дикерсон смотрел на телефон, как на спящую кобру. Ему казалось, что аппарат может проснуться в любой момент, впиться в него зубами, заразить его интеллектуальным эквивалентом яда, заставить свернуть с проторенной дороги спокойных будней на опасную тропу, ведущую в неизвестность.