Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Вот тут персонаж, вполне здравомыслящий по предыдущему тексту, начинает вести себя как марионетка, которую дергает за ниточки всемогущая литературная традиция. С треском писатель пытается впихнуть традиционную, непреложную схему в историю жизни людей, которые вроде бы не были раньше глупыми, но встает она не очень хорошо. Игорь же прекрасно знал, что такое древляне, их противостояние с полянами длилось не первый век. Чтобы, ослепнув от жадности, рассчитывать на успех подобного дела, надо было быть глупцом. Эта глупость хорошо сочетается с легендарной биографией Игоря-неудачника, но очень плохо – с данными о реальном Игоре, который добился своего в противостоянии с Романом Лакапином, византийским императором. А тот ведь сам был не изнеженным царьком из сказки, а выходцем из низов, солдатом, который императорского венца достиг сам и был очень достойным противником. И вот Игорь, прошедший не одну войну, побывавший под «греческим огнем», вдруг воображает, что третий подряд сбор дани с древлян будет легкой прогулкой, на которую можно пойти с малой дружиной? И не слушает самих древлян, которые уговаривают его не зарываться? («И послаша к нему, глаголюще: «Почто идеши опять? Поималъ еси вьсю дань»…)

Не менее удивительно обстоит дело и со Свенельдом.

«Полная» биография Свенельда, в которой он на протяжении полувека с лишним служит четырем князьям, вызывает вопросы. Изначально древлянскую дань получал Свенельд и очень хорошо при этом жил со всей своей дружиной (силами которой, собственно, дань и собиралась). Потом Игорь со своими отроками отправился на ту же делянку. Получается, что в первую очередь он нарушил права Свенельда, которому было дано право одному собирать эту дань. Дважды обобранные древляне, даже обойдись дело без убийства, на следующий год стали бы менее платежеспособны и к тому же злы. То есть поступок Игоря подрывал и благосостояние, и безопасность Свенельда. Фактически это было лишение его важного пожалования, заслуженного ратным трудом.

Естественно, сам Свенельд тоже понимал, что он и его дружина оскорблены и обижены князем. Однако после убийства Игоря древлянами, когда Ольга и Святослав собрались мстить, мы застаем Свенельда в киевском войске, рядом с малолетним князем. То есть в конфликте он принял сторону своего же обидчика?

Чтобы избежать этого противоречия, В. Каргалов, например, вывел богатство Свенельда из похода на Каспий и тем фактически лишил его основы для конфликта с Игорем. Но источники-то ясно указывают: разбогател Свенельд именно на древлянской дани. А значит, принимать сторону князя в этой войне ему было бы странно.

По наблюдениям Шахматова, во фразе «И рече Свенельд и Асмуд: князь уже почал…» вставка имени Свенельда обличается формой единственного числа «рече». То есть первоначально там стояло «и рече Асмуд», имя Свенельда добавил составитель Начального свода в 1093 году. В результате чего получилось безграмотное «и сказал Свенельд и Асмуд» вместо «сказали».

Ну а где же Свенельд был в это время? По мнению Шахматова, там, куда его подталкивала сама логика происходящего. Шахматов на этот счет разработал целую теорию, изложенную в книге «История русского летописания», в главе «Мистиша Свенельдич и сказочные предки Владимира Святославича». Сразу скажу, большинством современных ученых эта концепция не поддерживается, однако она весьма любопытна сама по себе и ценна еще в некоторых отношениях. Поэтому мы все же ее кратко изложим и будем опираться на нее в наших рассуждениях.

Шахматов тоже отмечает очевидное: если своим походом в землю Деревскую Игорь нарушил права Свенельда и его дружины, то вполне естественно, что и противоборствующей ему стороной в конфликте был Свенельд. В самом деле, не мог он просто отойти в сторону и смотреть, как князь грабит его угодья, собирая дань второй и третий раз подряд, а потом идти мстить своим же, фактически, подданным за убийство грабителя?

Путем довольно сложных умозаключений Шахматов приходит к выводу, что вождем древлян, убивших Игоря, был Мстиша Свенельдич, сын воеводы, которого более поздние версии предания вывели под именем «древлянского князя Мала». Этот Мстиша – загадочный персонаж. Его полное имя, вероятно, Мстислав. Где-то во второй половине Х века Адам Бременский упоминает некоего Мстислава – князя «склавов», то есть западных славян, христианизированных и подчиненных Оттону Великому. Мы в нем, конечно, не будем искать нашего Мстишу, но это подтверждение того, что в ту эпоху имя Мстислав уже существовало и было княжеским. Впоследствии оно прочно вошло в династический именослов Рюриковичей и было дано его отпрыскам 23 раза – весьма значимый, хотя и труднообъяснимый факт.