Конечно, перед нами – вовсе не подлинная речь Довмонта, а письменная похвальба самих псковичей, но очень странная. Они явились, чтобы ограбить Нальшанский край, а говорят с таким пафосом, будто враг вторгся в родную землю. Значит, это идеология, а не история. И еще: православный пафос псковичей, как ни курьезно, – прямое следствие общения с немцами. В X–XII веках русичи мирно уживались с язычниками, с теми же балтами. Но через несколько десятилетий после появления крестоносцев взгляды поменялись. Русским потребовалось доказать, что они истинные христиане. А ведь христиане (в западной версии) требовали истребления язычников. Таким образом католичество влияло даже на тех русичей, которые формально не были западниками, и влияние это отнюдь не было благотворным. Оно не способствовало толерантности и разрушало даже тот симбиоз между язычниками и православными, который сложился на Балтике до прихода немцев.
Вернемся к битве между «псковичами» и литовцами.
Довмонт атаковал врага на переправе или сразу после нее, из засады. «И ехав, князь Довмонтъ с мужи псковичи божиею силою и святого Христова мученика Леонтиа одиномъ девяностомъ 7 сот побѣди», – говорит легенда (Сказание о Довмонте. С. 52). Ни диспозиции боя, ни подробностей мы не видим. Главное – идейный подтекст: литовец Довмонт принял христианство и стал бить язычников: из побежденного превратился в победителя.
«Тогда же убиенъ бысть князь великий литовский Гойтортъ, и инѣхъ князей много избиша», – толкует «Сказание». Перед нами – беспорядочная схватка. Литовцы в погоне за Довмонтом, отступавшим с добычей, переправились через Двину, не успели построиться и вооружиться. Переправлялись они, скорее всего, без оружия, доспех везли с собой на плотах или во вьюках. В этом и кроется секрет блестящей победы Довмонта, описанной в «Сказании». Он напал на безоружных воинов, не готовых к драке. Литовцы гибли под мечами тяжеловооруженных «псковичей», облаченных в дощатый доспех, пытались спастись в реке, тонули. Много трупов прибило на острова, другие плыли вниз по течению. Потери самих «псковичей» были ничтожны. «Тогда же убиенъ бысть Онтонъ единъ псковитинъ, сынъ Лочков, брат Смолигов, а инии вси без веда съхранени быша молитвою святого Христова мученика Леонтиа» (Сказание о Довмонте. С. 52). То есть из «псковичей» погиб один человек, остальные возвратились домой. Дружина самого Довмонта вообще не понесла потерь, а у литовцев спасся Гердень. «Толко убѣжа одинъ князь Гердень в малѣ дружинѣ», – говорит Новгородская I летопись.
Как раз к этому времени относится попытка похода великого князя Ярослава Ярославича против Довмонта. Однако новгородцы, восхищенные набегом «псковичей» на литву, сообщают великому князю, что «уведались» с Довмонтом, и Ярослав отправляет свои «низовские» полки назад. Перед нами – тонкая игра Довмонта, который, чтобы удержаться на новой родине, держит в поле зрения все окрестные земли: договаривается с новгородцами, воюет с литвой и находит взаимопонимание с псковской общиной.
В то же время результаты битвы на реке имели немалое значение для всей Литвы. В сражении на Двине полегли верные сторонники Войшелка, и этот литовский князь испытал всю горечь потерь.
Но то было лишь начало войны между Довмонтом и Литвой, что снимает версию о случайном набеге псковского князя в эти края. Довмонт претендовал на литовские земли и мечтал их захватить. Зимой того же 1266 года он повторил вторжение. «Того же лѣта, на зиму, ходиша пакы пльсковичи на Литву съ княземъ Довмонтомь», – сообщается в Новгородской I летописи. В «Сказании о Довмонте» ничего этого нет. «Сказание» прославляет псковского князя и совсем не говорит о его политических комбинациях. Новгородский летописец более объективен и считает нужным дать немного больше подробностей.
Из Новгородской I летописи мы узнаем еще один факт, которого нет в «Сказании». В следующем, 1267 году Довмонт повторил поход на Литву. «Ходиша Новгородци с Елефѣрьемъ Сбыславичемь и с Доумонтомь съ пльсковичи на Литву, и много ихъ повоеваша, и приѣхаша вси здорови», – говорится в Новгородской I летописи. Перед нами – очередной поход на Литву, в необходимости которого Довмонт сумел убедить псковичей, новгородцев и самого великого князя Ярослава Ярославича. Это еще раз свидетельствует о таланте политика, которым обладал новый псковский князь-литвин. Но это не значит, что новгородцы и псковичи обмануты. Довмонт умеет выбрать направление для агрессии, отвечающее интересам его новой родины и этноса, который его принял, – русичей. Расширение Пскова и Новгорода за счет пассионарной Литвы было бы хорошим решением.