Князь Гостомысл – славянский дед Рюрика

– Согласен, – чуть подумав, произнес Хвалибудий. – Я подойду со своим войском к Новгороду примерно через месяц. Как реки войдут в берега, установятся дороги, можно будет пройти по низменным местам. Об этом дополнительно сообщу через своего гонца.

– А я к этому времени постараюсь построить несколько таранов, длинные лестницы, а также метательные приспособления.

– Понадобится смола в небольших бочках...

– Сделаем, все сделаем!

Они помолчали, взглянули друг другу в глаза, улыбнулись.

– Я думаю, мы одолеем врага! – сказал Хвалибудий.

– Не сомневаюсь, – ответил Гостомысл.

– Только вот какой вопрос напрашивается, – отводя взгляд в сторону, проговорил Хвалибудий. – Небольшая просьба к тебе у меня.

– Давай выкладывай, что там накопилось?

– Мои купцы хотели бы получить кое-какие послабления...

– Ну-ну, договаривай!

– Как прогоним разбойников, разрешил бы ты им провозить свои товары через княжество и морские пристани без пошлины.

У Гостомысла взметнулись вверх брови.

– Вон как!

Дело было нешуточное. Во всех странах купцы платили десятую часть стоимости своих товаров, эти поборы являлись хорошим пополнением в казну. Теперь он, Гостомысл, лишался таких средств, и это в тот момент, когда надо было восстанавливать страну после норманнского нашествия. Но делать нечего, надо было соглашаться. И поэтому, глядя в плутоватые глаза кривичского князя, он ответил спокойно:

– Твои купцы будут освобождены от пошлины. Через Новгород за моря они будут провозить свои товары бесплатно.

– Вот спасибо! Вот удружил! – обрадовался Хвалибудий. – А ты во мне не сомневайся, подопру тебя всеми своими силами!

III

Ривеське переживала тяжелые времена. Такого с ней еще не было: ее бросил мужчина. Бросил открыто, нагло, нисколько не считаясь с ее чувствами. А она любила, страстно любила викинга Вилибальда, предводителя войска норманнов, и готова была пойти на все, чтобы остаться рядом с нам. Такого с ней еще не было никогда. Да, раньше влюблялась, страдала, забывала, снова влюблялась; мужчины оставляли ее, и она уходила от них, но все это происходило как-то легко, будто само собой. Даже когда муж, с которым она прожила целых три года, погиб в пучинах моря, она недолго горевала. Поплакала пару месяцев – и забыла. А сейчас сходила с ума. Какая-то властная, неодолимая сила тянула ее ко дворцу, чтобы хоть издали, хоть краешком глаза взглянуть на него, ослепительно красивого, сильного, неотразимого мужчину. Это было выше ее сил, и она шла, караулила Вилибальда, пыталась подойти к нему, но телохранители грубо отгоняли ее. Однако она снова возвращалась, мучительно переживая свое унижение и не в силах побороть свое чувство. Порой ей казалось, что она сходит с ума.

Ривеське видела, как по ночам светились окна княжеского дворца, как там происходили попойки ее любимого со все новыми и новыми женщинами, и сердце ее разрывалось от горя. Но вот гулянья стали все реже, а потом совсем прекратились. К Новгороду подошли воинские отряды славен и перекрыли все дороги; в городе наступил голод. В доме Ривеське исчезли все продукты, и она, как и другие обитатели, стала приглядываться к собакам и кошкам. Когда же и их выловили и съели, в подполе пришлось ставить капканы на мышей и крыс. Горожане толпами начали покидать Новгород, и Ривеське в один из весенних дней ушла с ними. Домой она возвращаться не хотела, жизнь в рыбацком поселке не прельщала; ее тянуло к тем, кто имел власть и богатства. Она поехала к Сюкоре.

Ее приезд изумил Сюкору. Как так, только что она предала его, из-за нее он чуть не расстался с жизнью, и вдруг является как ни в чем не бывало! Он к этому времени перебрался в племенной центр, проживал в захудалом княжеском дворце вместе со своим братом, потому что норманны были окружены в новгородских крепостях и им было не до него.

– Ривеське! – воскликнул он в непритворном удивлении. – Ты что, за своей смертью ко мне явилась?

– Почему за своей смертью? – невозмутимо ответила она, скидывая верхнюю одежду и присаживаясь на скамейку. – Я вернулась к тебе, как к своему бывшему другу.

– Которого ты бессовестно предала! – не выдержал Сюкора.

– Как будто ты агнец невинный! Вспомни, сколько человек предал! Разве Гостомысл не на твоей совести? Или новгородского князя Буривого вместе с войском не ты подвел под смертную черту? Молчишь? Вот так-то. Одинаковы мы с тобой, поэтому и приехала. И не гляди на меня такими ужасными глазами. Я тебе еще пригожусь. Подумай сам, кто еще на свете так умело сможет выполнить твои поручения? Никто, кроме меня, и ты это прекрасно знаешь. А у тебя в голове сидит не одна хитрая и коварная задумка. Не отказывайся, все равно не поверю, потому что хорошо тебя знаю.

– А Вилибальда почему оставила? Я ведь знаю, какая страстная любовь у вас была!

У нее на глазах навернулись непритворные слезы, она их не вытирала. Ответила, горестно поджав сочные губки:

– Бросил он меня. На других поменял. Ненавижу его. Больше всех на свете.

– Слышал, слышал, что любовь и ненависть рядом живут. Это меняет дело.