Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

запели на берегу синего моря:

позванивая русским золотом,

воспевают время Бусово,

восхваляют месть за Шарукана.

А нам, дружина, не до радостей!

Ибо уже, братья, невесёлое время настало,

уже ковыль-трава погибших прикрыла…

Встала обида в войсках Даждьбожего внука,

вступила девою на землю Троянову,

всплеснула лебедиными крыльями

на синем море, у Дона, -

этим плеском прогнала добрые времена.

О, далеко залетел сокол,

птиц побивая,- к морю!

А Игорева храброго полка

не воскресить!

И воскликнули после его гибели

Карна и Жля -

и поскакали по русской земле,

смерть людям неся в пламенном роге.

Жёны русские зарыдали, приговаривая:

«Уже нам своих любимых

ни мыслью смыслить,

ни думой сдумать,

ни глазами увидеть,

а злата и серебра

и совсем не иметь!»

Вот в Римове кричат люди

под саблями половецкими,

а Владимир - под ранами…

Печаль и горе сыну Глебову!

И застонал, братья, Киев от тоски,

а Чернигов - от напастей.

Горе разлилось по Русской земле,

печаль великая течёт

по земле русской…

А князья сами на себя

крамолу ковали.

А поганые с победами набегали

на землю русскую,

брали дань - по белке от двора…

Ибо те два храбрых Святославича -

Игорь да Всеволод -

уже неприязнь разбудили раздором,

которую усыпил было отец их -

Святослав грозный великий Киевский -

силой:

прибил своими могучими полками

и харалужными мечами,

наступил на землю Половецкую,

притоптал холмы и овраги,

взмутил реки и озера,

иссушил потоки и болота,

а поганого Кобяка из лукоморья,

из железных великих полков половецких,

как вихрь, исторг!

И пал Кобяк в городе Киеве,

в гриднице Святослава…

Тут немцы и венецианцы,

греки и чехи поют славу Святославу,

укоряют князя Игоря,

потопившего богатство на дне Каялы,

реки половецкой,

русского золота туда насыпав.

Тут Игорь-князь пересел из седла золотого

в седло рабское…

Приуныли городские заборола,

и веселие исчезло.

А Святослав тревожный сон увидел

в Киеве на горах.

«Этой ночью с вечера одевали меня, -

говорит, -

чёрным покрывалом на кровати тисовой,

черпали мне синее вино,

с ядом смешанное,

сыпали мне пустыми колчанами

неверных иноземцев

крупный жемчуг на грудь

и нежили меня…

И потолок уже без кнеса

в моем тереме златоверхом…

Всю ночь с вечера

серые вороны граяли и у Плесеньска,

на Оболони,

где пуща Киевская,

и несли меня к синему морю…»

И молвили бояре князю:

«Уже, князь, печаль ум полонила:

это ведь два сокола слетели

с отчего стола золотого,

чтобы поискать града Тмутороканя

либо испить шеломом Дона.

уже соколам крыльца подрезали

саблями поганых,

а самих опутали

путами железными…

Уже, князь, Игорю померк свет солнца

и дерево не к добру листву обронило:

по Роси и по Суле

половцы города поделили…

А Игорева храброго полка

не воскресить!

Дон тебя, князь, кличет

и зовёт князей - на поведу!

Ольговичи же, храбрые князья,

уже отвоевались…»

Тогда великий Святослав

изронил золотое слово,

со слезами смешанное,

и сказал:

«О, мои сыновцы, Игорь и Всеволод!

рано начали вы Половецкую землю

мечами поражать,

а себе славы искать!

Но без чести вы одолели,

без чести кровь поганых пролили.

Ваши храбрые сердца

из твёрдого харалуга скованы,

а в отваге закалены!

Что же сотворили вы моей серебряной седине?

Но сказали вы:

«Возмужаем сами!

прошлую славу севе присвоим,

а будущую сами поделим!»

А разве диво это, братья, старому помолодеть?

Когда сокол линяет,

то высоко птиц побивает -

не даст гнездо своего в обиду!

Но вот где зло -

князья не пособляют мне!

Худые времена вернулись!..

И уже не вижу я поддержки

сильного

и богатого,

с многим войском

брата моего Ярослава

с черниговскими боярами

и воеводами

и с татранами,

и шельбирами,

и с топчаками,

и с ревучами,

и с ольберами…

Они же без щитов,

с одними засапожными ножами

кликом врагов побеждают,

звоня в прадедовскую славу…»

Великий князь Всеволод!

Неужели и мысленно

не прилететь тебе издали,

чтобы отчий золотой стол поблюсти?

Ты ведь можешь волгу вёслами расплескать,

а дон шеломами вылить!

Если бы ты был здесь,

то была бы невольница по ногате,

а раб - по резане.

Ты ведь можешь посуху

живыми шереширами стрелять -

удалыми сыновьями Глебовыми!..

Ты, буйным Рюрик, и Давид!

не ваши ли воины золочёными шеломами

по крови плавали?

Не ваши ли храбрые дружины

рыкают, как туры,

раненные саблями калёными

в поле незнаемом?

Вступите же, господа, в золотые стремена

за обиду сего времени,

за землю Русскую,

за раны Игоревы,

буйного Святославича!

Галицкий Осмомысл Ярослав!

высоко сидишь ты

на своём златокованном столе!

Подпёр горы венгерские

своими железными полками,

заступил королю путь,

затворил Дунаю ворота,

мечешь камни через облака,

суды рядишь до Дуная.

угрозы твои по земле текут!

Отворяешь ты Киеву ворота,

стреляешь с отчего золотого стола

султанов за землями.

Стреляй же, господин, Кончака,

поганого раба,

за землю Русскую,

за раны Игоревы,

буйного Святославича!

А ты, буйный Роман, и Мстислав!

Храбрая мысль влечёт ваш ум на подвиг!

Высоко взмываешь ты на подвиг в отваге,

будто сокол на ветрах взлетая,

стремясь птицу в смелости одолеть.

Есть у вас железные молодцы

под шеломами латинскими!

Под ними дрогнула земля

и многие страны -

Хинова

Литва,

Ятвиги,

Деремела

и Половцы

сулицы свои повергли,

а головы свои склонили

под те мечи харалужные…

Ингвар и Всеволод, и все три Мстиславича,

не худого гнезда соколы!