Князь Кий

— Пахать они так и не научились. Для гуннов не было ничего лучшего, как жизнь на коне и в кибитке. Женщины и дети в лачуге на колесах, а он — верхом! Верхом едет, верхом ест, верхом пьет и даже порою спит, уцепившись за луку седла. На конях гунны охотятся, догоняя дичь в степи, а во время войны гуннской коннице никто не может противостоять: выстроившись клином, она, как острый топор, раскалывает врага пополам, крошит и рассеивает его. А если, наскоком, победить не в силах, то отступают назад и, не считая это позором для себя, без потерь убегают изо всех сил прочь.

— Ну, для венетов дань хлебом не такая уж и обременительная.

— Если бы только хлебом. А то еще и скотом, и медом, и мехом, и полотном. Но наибольшей бедой была дань людьми — набор отроков в гуннское войско.

— И ты ходил, отче?

— И я ходил. С князем Божедаром. Он тогда был молод, силен и смел.

Щек и Хорев аж вскочили.

— Следовательно, выходит, мать Черного Вепря настоящая гуннка?

— Не только гуннка, а дочь самого Аттилы. Аттила хитрый был. Чтобы более крепко привязать к себе союзных и подчиненных вождей, женил их на своих дочерях. А что жен у него, по гуннскому обычаю, было без счета то и дочерей имел много — всем князьям и королям хватало.

— Так вот почему княжич Радогаст назвал Вепря гунном, — задумчиво сказал Щек. — И почему тот тянется к Ернаку.

— Ну, тянется он к Ернаку не потому, что гунн, а потому, что хочет занять место отца своего, который вот-вот отправится в дорогу к праотцам, а Радогаст — у него на пути, — сказал Кий. — Поэтому, думаю, известие о Ернаке вселило в него какую-то надежду.

— А почему мы должны обязательно выбирать князем полянским кого-то из Божедаровичей? — спросил Хорев. — Мало ли достойных мужей среди других племен и родов? Ну, хотя бы наш отец Тур. Ведь племя наше, русь, не последнее среди союза племен полян, а может, и насильнейшее!

Старейшина усмехнулся в серебристую бороду.

— Потому-то, по-видимому, старейшины и не согласятся избрать меня или кого-нибудь из руссов, — побоятся, чтобы не заняли княжества навсегда… Да и старый я для этого… Поэтому должен уже подумывать о дальней дороге… Кроме того, Божедарово племя родь, наш ближайший родственник, тоже не согласится на смену князя. А его поддержат заднепровские роды, потому что покойная Радогастова мать оттуда… Э-э, все это не так просто!

— А по мне — пусть будет князем и Радогаст. Кажется, умный и смелый муж, — сказал Кий. — Страшно только, что между княжичами запылает раздор, — и как раз накануне войны с гуннами… Что тогда делать?

Тур нахмурил высокий, прочерченный морщинами лоб.

— Гунны сейчас не те, что при Аттиле. Не та у них сила. И все же нельзя быть легкомысленными. Ведь уличей разгромили? А почему?… Да потому, что Ернак решил бить нас поодиночке! Сегодня — уличей, завтра — полян, а там — бужан, древлян, и опять окажутся славянские роды под гуннской пятой!

— Где же выход, отче?

— Выход один — объединиться… С северянами, с древлянами…

— Как при Боже?

— Как при Боже… Тогда наверное разгромим гуннов.

— Но Божедар об этом не обмолвился ни одним словом…

— Должны сами.

— Как? Старейшина задумался.

— Вы знаете, что на краю полянской земли, в лесах на реке Почайне, остался жить с родом своим мой брат Межамир. Когда наши племена освободились от гуннского ига, почти все наши роды, которые убежали в леса, вернулись на Рось, а он остался… И, кажется, там ему неплохо… А живет он как раз в углу на стыке земель трех племен — древлян, северян и полян, и ему хорошо известно, что делается у соседей… Поэтому поедешь, Кий, к нему, — пусть шлет послов к князьям: древлянского на Припять и северянского — на Десну. Пусть просит у них военной помощи!

— А если гунны ударят раньше, чем придет помощь?

— Гадать не будем. Ударят раньше — будем сами обороняться… А может, и помощь как раз вовремя поспеет…

— Я согласен, отче, — сказал Кий. — Доберемся домой — сразу же помчусь к дяде Межамиру.

— Вот и ладно. А теперь, дети, спать!.. Гляньте на небо — уже Воз перевернулся колесами вверх! А мы все рассуждаем. И пусть вам снятся нестрашные сны!

— Гунны и Аттила, — улыбнулся Хорев.

— Чур-чур! — сплюнул Тур в сердцах, натягивая на себя кобеняк. — Мы пережили от них беды, а вас пусть они обойдут!

Аттила

Покорив готов и венетов, гунны двинулись на Дунай. Они не спешили. Останавливались там надолго, где тучное пастбище для их коней, где водилась дичь для охотников и вдоволь было топлива для бесчетных костров.

Покоренные племена аланов, готов, венетов, словенов, гепидов, даков поставляли им хлеб и мясо, одежду и меха. Гунны жрали, как не в себе, пили кислое кобылье молоко, размножались, словно саранча, и двигали, и двигали на Днестр, на Прут и на Дунай. Потом перевалили за горы Карпаты и очутились среди хороших, вольготных степей, которые им очень понравились, потому что напоминали им их родные пространства, но отличались богатством пастбищ для коней и теплыми, почти бесснежными зимами. По тому краю протекала река Тисса.

Там гунны остановились надолго.