Князь Ночи

Коль скоро было понятно, что у нее в запасе еще немало столь же жизнерадостных сентенций, мадемуазель де Комбер суховато заметила ей, что все идет только к обручению, а свадьба состоится лишь в конце июня. Но Годивеллу было трудно сбить с избранной тропки. Она уверяла, что это одно и то же, так как обручальное кольцо будет освящено в церкви и поэтому в будущем уже невозможно расторгнуть союз, который скрепляется священником.

Гортензия знала об этом и с каждым часом теряла надежду. Прошло лишь две недели после ее стычки с маркизом, а больная нога все еще не позволяла ей покидать дом. Удавалось лишь доплестись, прихрамывая, до сада, притом с обеих сторон ее поддерживали Дофина и Клеманс. Между тем Франсуа постоянно копался в саду: обрезал фруктовые деревья, сажал рассаду капусты, салата, порея и семена овощей. Однако, несмотря на страстное желание что-либо узнать, Гортензия не могла ни сказать, ни услышать иных слов, кроме банальных замечаний о погоде и видах на урожай от сада и огорода. О чем еще можно было говорить под бдительным оком двух стражей? Оставался язык взглядов: когда она видела, что дамы смотрят в другую сторону, ее глаза умоляли, заклинали работника сообщить что-нибудь о Жане. Увы, на ее немые мольбы Франсуа лишь виновато пожимал плечами.

Где Жан? Что он делает? Почему не подает признаков жизни? Получив его краткое послание, Гортензия понадеялась, что держит в руках оружие, способное по крайней мере заставить маркиза отложить бракосочетание, быть может, даже на неопределенный срок. Но, по всей видимости, он примирился с необходимостью открыть часовню Святого Христофора. Там уже велись какие-то работы – об этом сообщил Пьерроне, дважды являвшийся с письмом от своего хозяина к мадемуазель де Комбер. Удалось ли помириться с аббатом Кейролем? Во время своего второго визита племянник Годивеллы поведал, что в Шод-Эг направляется господин Гарлан, видимо наделенный полномочиями чрезвычайного посла, и что он намерен по поручению своего повелителя встретиться со старым священником. Услышав это, девушка тотчас перебила его:

– Почему же дядя не отправился сам?

Бедный Пьерроне ничего не мог ответить на ее вопрос. Вместо него за это взялась мадемуазель де Комбер:

– Мой кузен не надеется сладить со своим порывистым нравом, похожим, впрочем, на характер старого аббата… тоже, надо заметить, не слишком сговорчивой персоны. Кроме того, во времена, когда старый священник жил в Лозарге, он, будучи человеком глубокомысленным и исполненным ученой премудрости, поддерживал прекрасные отношения с наставником Этьена, чьи познания весьма ценил. Их обоих роднила любовь к истории и старым камням. Хотя при всем том их цели были весьма различны: аббат в основном интересовался остатками древнехристианской культуры.

– А господин Гарлан – прошлым рода Лозаргов?

– Не только этим. Он, конечно, не слишком вдается в объяснения, но я давно подозреваю, что он занят поисками легендарного клада, зарытого его однофамильцем, предводителем бандитов Бернаром де Гарлааном…

– Если бы в Лозарге было сокровище, уверена, что дядя сумел бы его отыскать!

– Таково и мое мнение. Прибавьте сюда, что Бернар де Гарлаан захватывал и другие крепости. Но готова поставить доброе ручательство против горсти орехов, что наш Гарлан несокрушимо и свято верит: клад спрятан здесь! Что бы там ни было, мой кузен выказывает немалую ловкость и обходительность, высылая вперед своего ученого гонца. Тот прощупает почву, подготовит старика, и, если сумеет склонить к согласию – маркиз собственной персоной объявится в Шод-Эге…

– Понимаю. Но, может быть, вы объясните мне, любезная кузина, коль скоро от вас тут ничто не скрыто, почему же повздорили дядя и капеллан после смерти моей матери? Что послужило причиной их ссоры и отчего маркиз до сих пор не остыл от своей давней ярости?

Однако Дофина лишь встряхнула бантами и кружевами чепца.

– Увы, узнать это мне так и не пришлось. Несмотря на близкие… гм… отношения, существующие между нами, ваш дядя не склонен делиться со мной тайнами своей души. Он вообще не любитель исповедоваться перед кем бы то ни было…

Никакие иные новости до них не доходили. Кроме той, что венчальное кольцо взялся освятить каноник, отец де Комбер, один из немногих оставшихся в живых родственников Дофины; его визита ожидали со дня на день. Гортензия не могла отказать в этой маленькой услуге Дофине и собору в Сен-Флуре, к капитулу которого принадлежал святой отец. Но ее сердце съедала тревога: ведь как только кольцо окажется у нее на пальце, она будет считаться почти супругой. А она убедилась, что из Комбера убежать еще труднее, чем из Лозарга. Ибо здесь с нее, по сути, ни на минуту не спускали глаз.