Князь Рысев

С возрастом у черноволосой красавицы менялся почерк и мысли. Легкость первых страниц, написанных в восемь лет, сгинула в серьезности совершеннолетия. Майя планировала жизнь, доверяя самое сокровенное лишь дневнику. Что политика боярских родов с их дуэлями, правом на вторжение, соревнованием за власть при дворе ей чужда. Вместо грязи интриг девчонка жаждала приключений. Все еще в сопливой манере, но уже не так наивно, как раньше.

Магия, пробудившаяся в ней годам к двенадцати, соответствовала роду и была связана с огнем. Воу, а девчонка-то горяча не только внешне. Знать бы еще, в чем эта ее магия проявляется. Уметь пердеть огнем – уже не так круто…

Я прикусил себе язык. Вспомнил, как желал увидеть магию, а Менделеевы и рады были показать. Благодарю покорно, можно было бы и обойтись…

Ага, а вот и то, что уже горячее. Колба Безумств. Я глянул на Ибрагима, что в просторечии своем обозвал ее кодлой, и отрицательно покачал головой.

– Ибрагим, – вдруг заговорил я. – Колба, из-за которой весь сыр-бор… что она дает? Что это?

– Як что, барин? Абы ты не знашь? Да то же самое, что и Шпага первого чемпиона да Кошкино кольцо, будь оно не в ладах!

Мастер-слуга в сердцах плюнул, а я закусил губу. Ладно, если верить записям Майи, то по преданиям биси, что у сибирских горняков в соседях, однажды смешали талант и усердие, а получилось безумие. А так как удержать подобное можно только в чем-то безупречном, то огранили особую алмазную колбу.

Абракадабра какая-то. Пока я понял только то, что ничего не понял. А вот Кондратьич разошелся – глаза слезами вдруг заблестели. Не иначе как на полезные знания сейчас расщедрится.

– Кабы не кольцо то треклятущее, что вашему батюшке доверено было Инператором, так, может, и не в опале бы сейчас были.

– Что? – вырвалось у меня. Ибрагим вмиг сбросил с себя налет сентиментальности и недоверчиво прищурился: а чего это барин – и не знает, как и кто его в такую жопу затолкал. Я прочистил горло – надо было выкручиваться. Скорчил полную праведного гнева моську.

– Разве можно говорить про то, что доверено Императором, что оно… треклятое?

Кажется, сработало. Ибрагим принялся оправдываться, а я махнул на него рукой.

– Лучше скажи, что в ней, этой Колбе, такого особенного?

– Да биси ее знают, барин! Вот кольцо – с ним-то оно все сразу и понятно. Кто им владеет, почитай, ключ в тонкий мир заполучил. Як кошки – надел, и нечистого хоть за рога лови, зря оно, что ли, кошачьим кличется?

Я кивнул, продолжив чтение. Такой тяги к знаниям я не испытывал уже давненько. Будь жива моя классуха, и явись она сюда, так вся бы и расцвела от удивления.

Колба таила в себе таинство, а вот какое – девчонка не ведала. Я облизнул губы: Катьку бы сюда. Еще немного ей сиськи помять – так она бы все и рассказала.

Ибрагим продолжил.

– Пришли с конхмиссией, а кольца и след простыл. Батюшку вашего, Илью Рысева, под арест да на каторгу – как шпиона. А там и недели не прошло, как сгинул.

Я потеребил подбородок. Раз уж за эти игрушки такая грызня идет, значит, они совсем не игрушки. Майя доверила дневнику свой страх – что когда-нибудь род Менделеевых явится, дабы отобрать артефакт силой. Тут, бесспорно, боялась она не зря. Менделеевы вместе с колбой получали большую власть, могли вытеснить Тармаевых с политической арены.

Прочитав следующее предложение, я заскрипел зубами. Майя считала, что за кражей Кошачьего кольца стояли тоже они.

– Ибрагим. Мой кровник…

– Евсеевы, – сразу же подсказал старик, я кивнул.

– Верно, Евсеевы. У них есть какие-нибудь связи с родом Менделеевых?

– Да ты шутишь, нечай, барин? Они ж у них в данниках ходют. Что прикажут, то и делают.

Начало немного прояснятся. «Не мое дело» норовило в любую секунду обернуться не просто моим, а до безобразного личным. Хладный разум велел не рубить с плеча. Да, Тармаевы тебя приютили, и Майя очень даже ничего, в особенности вместе с Алиской, но ты уверен, что она говорит правду?

Я не знал. Но вот дневник утверждал, что ключ от тайника с доказательствами, сокрытого в винном погребе, лежал в нижнем ящике шкафа.

Дернул ящик на себя, и глазам моим открылось истинное сокровище. Будь я японцем, так забрызгал бы уже полкомнаты кровью из носа.

– Барин, да як же так можно? – Старый служака разве что вскинул руки, увидев, как я роюсь в копнах нижнего белья Майи.

В голубую полоску, розовые, розовые с рюшками, белые, расшитые оборками и кружевами – здесь были трусики на любой цвет и вкус! Я гнал от себя прочь похабные мысли, как их хозяйка натягивала на себя эту миниатюрную красоту и любовалась прекрасными формами своего юного тела. Воображение бередили носочки и чулочки. Чашками возлежали горы лифчиков – я перетряхивал их один за другим, пока по полу не заскакал ключ с резной торчащей бородкой. Словно оправдание, я продемонстрировал его Ибрагиму.

– Вставай, Кондратьич. Род Тармаевых дал нам кров, приют и лечение. Окажем им ответную услугу?