Князь Рысев 5

Тень мраморного мертвого изваяния закрывала собой чародея.Мелькнувшая в голове мысль заставляла идти на безумства. Я глянул в сумку, надеясь узреть там гранату, но та была пуста.

Лишь шар, вызывающий солдат, одиноко ждал своей участи.Пойдет, ухмыльнулся я, швырнув его в воздух. Высвободивший руку чародей попытался сбить брошенный снаряд чародейским потоком, словно читал мои мысли.Промазал, обрадовался я.

Судьба мага была предрешена.

Ничего не понимая, выпуская от ужаса винтовки из рук, солдаты падали прямо на статую – покосившаяся под их весом, тяжелой каменной плитой она устремилась прямо на только что освободившегося чародея.

Он успел обернуться и закрыться руками, прежде чем его впечатало в землю.

Исход сценария был решен в нашу с Орловым пользу…

***

Мне казалось, что как только все это закончится, я выскажу Николаевичу все.Здравый смысл тщетно пытался обтесать будущую тираду до чего-то цензурного, но получалось у него плохо.

Встречали нас аплодисментами. Врачи, кем бы они ни были, тотчас же засуетились вокруг нас, спеша обратить полученные от призраков побои в пыль и пустоту воспоминаний.

Шармэл был плох, но явно должен был поправиться. По крайней мере, мне хотелось в это верить. Здравый смысл зло усмехался над моим благородством: жалеть израненного противника? Что такое на меня нашло?

Николаевич шевелил усами.

– Ну братцы, ну молодцы. Показали остальным, что значит, офицерская работа. Хвалю.

Мы молчали. Говорить что-то разом расхотелось – за годы, что он провел в офицерском корпусе, наверняка слышал все.

Нам уже нечем было его удивить.

Армарская крепость пала под нашим неиссякаемым напором. С трудом, потом и кровью мы взяли победу в давно свершившимся сражении, навсегда запечатлев холодный пот и горький хлеб истинного офицера.

Я протянул Орлову руку, но сын судьи посмотрел на меня с пренебрежением.

– Может быть, нам и пришлось объединиться, – прошипел он мне в ответ, – может быть, этой дуэлью нам и хотели доказать, что все наши обиды тщета и пустое. Но я все еще считаю тебя подлецом, Рысев. Не строй на мой счет обнадеживающих иллюзий.

Я ему ничего не ответил. Что можно сказать на подобное? Из зала мы выходили героями, только что умудрившимися лишь чудом не навлечь позор на свои роды.

Мне думалось, нас окружат, как и тогда, когда мы шли на эту бойню. Думалось, что из ниоткуда выскочит Женька, пожмет руку, а Дельвиг, взбудораженный и возбужденный, будет лопотать без умолку.

Наверно, так бы оно и было, но вместо этого они мрачно стояли в стороне, боясь бросить на меня взгляд.

Что-то случилось, понял я. Настроение – приподнятое после победы – спешило прыгнуть в пропасть со скалы.

Чувство того, что случилось непоправимое, только укрепилось во мне, когда я увидел Майку.

Кто вообще пустил девчонку в офицерский корпус?

Едва завидев меня, она тут же бросилась мне на грудь, спеша скрыть дурную весть за шорохом бессвязного рыдания.

У меня не хватало сил, чтобы спросить, в чем дело. Девчонка подняла на меня заплаканные глаза.

– Федя… Федя, он умер.

– Кто… умер? – еще не сразу поняв, о чем она, переспросил я.

– Ибрагим, Федя… Мне звонила Менделеева. Ибрагим Кондратьевич умер.

Мир у меня перед глазами померк, в мгновение ока окрасившись во все оттенки черного…

Глава 6

Егоровна выдохнула, как только я упомянул старика.

Мне-то казалось, что ее больше ничем не пронять. Жестоко ошибался.

Железная леди, способная сохранить лицо и перед гневом самого Императора, явно плавала в легкой грусти. Кем был для нее Кондратьич?

Он уже не расскажет, она же не признается и под пытками.

– Хороший был тогда день, помнишь?

– Хороший? Лило как из ведра! – воспротивился я. А может, хорошим он был по ее мнению лишь по той причине, что в него не стало Кондратьича?

Горечь потери преследовала меня и сейчас.

Казалось, что со временем уйдет, сгинет в небытие, как и все остальное. Здравый смысл лил елей успокоения: кто он таков, этот старик, чтобы по нему так убиваться? Ты был с ним знаком всего лишь месяц, говорил он.

А мне казалось, будто бы я знал неопрятного крестьянина всю жизнь.

Словно тут же забыв о нем, Егоровна поспешила сменить тему.

– Ваш этот инфантер-генерал, как его…

– Николаевич. – Я возмутился сразу двум вещам. Пренебрежению, с которым глава инквизаториев говорила о величайшем офицере, которого мне только удалось повстречать за свою жизнь, и тому, что память отказала мне назвать его имя.

Николаевич и Николаевич, чего ж тебе еще треба, собака?

Старуха щелкнула пальцами.

– Именно. Тут пришла информация, что он ранен в боях за Петербург. Говорят, лично командовал первокурсниками и своей… сворой подручных. Какая жалость, что смерть к нему милосердна.

– Вы как будто ненавидите его.