Князь-рыцарь

«Ага! Вот теперь-то мы узнаем, кто этот штукарь!» — в то же время, порадовались многие, бросаясь разоблачать интересного всезнайку, красноречивого обличителя и оракула.

Впереди всех была Аполлинария Антоновна. Робости теперь в ней не было и следа! Она пригнулась к бедному, беспомощно лежавшему капуцину; своими руками отбросила с головы его капюшон, сорвала седую бороду, сдёрнула маску… и отступила, вместе с другими, не веря своим глазам.

Перед ней было бледное, кроткое лицо Юрия Белокольцева, её безобидного идиота-племянника…

— Юша!.. Юша Белокольцев?.. — со всех сторон раздались изумлённые и разочарованные возгласы. — Вот уж не ожидали!

— Да откуда же набрался он смелости? Откуда вдруг заговорил так уверенно?.. Откуда знал?

— Юрий?.. Может ли быть?.. Да, ведь, он говорил совсем другим, не своим

голосом! Что ж это за чудо?

«Что за чудо? именно!.. Откуда этот юродивый мог узнать о письме?.. И… и неужели он сказал правду о шкатулке мужа!?. — размышляла, стоя над бесчувственным юношей, генеральша и вдруг вздрогнула, вспомнив. — А где же тот?!. Куда тот девался?!.»

«Того» не было нигде… Как ни искали маркиза, как ни расспрашивали о нём людей, кучеров: никто не видал никакого ряженого, никто о нём ничего не знал…

Маркиза словно не бывало, словно он растаял или испарился.

«Капуцина», между тем, отпаивали, наливали ему на голову разные уксусы, привели, наконец, в себя. Первым делом его было, вернувшись к сознанию, сесть, окинуть всех недоумелым взглядом и спросить, болезненно глупо улыбаясь:

— Как же это я здесь заснул?.. Я, ведь, лёг там, у себя, наверху!.. Кто ж это меня сюда… прив… положил?

Он встал, осмотрел себя с удивлением и, видимо, ничего не понимал: ни в своём наряде, ни в том, что лежал на полу, в зале, полной гостей. Сколько его не расспрашивали, он ничего не мог сказать, ничего не помнил, кроме того, что когда в его комнатку, под крышей, прибежали «мальчики со своими гостями», принесли вороха разных костюмов и стали переодеваться, объяснив ему, что «нарочно, по секрету, забрались к нему», — чтобы никто не знал, что они «наряжаются», — он видел «эту монашескую ряску» и подумал, что «нарядится в неё после, — если никто её не возьмёт»…

— Ну, а после что было? — приставали к нему.

— После?.. После мальчики ушли, а я… я на постели лежал… и, кажется, уснул…

— А как же ты здесь-то очутился?.. Зачем говорил разные разности?.. Нам всем и маме? — допрашивали дети.

— Маме?!. Тётушке?!. — очевидно испугался юродивый. — Не знаю!.. Я ничего, право, ничего не говорил!

Больше от «красноречивого капуцина» толку не добились.

Генеральша Белокольцева первая отошла от него, полная тяжких забот. Те глаза её преследовали!.. Она знала их. Она знала всё лицо и всего человека той загадочной «маски»!.. Она всё больше в том убеждалась, и убеждение это леденило ей сердце: эта исчезнувшая бесследно маска была олицетворением князя Однорукова, — «князя-рыцаря», как был прозван, в преданиях их семьи, этот рано умерший красавец, отец её отца!.. В таком придворном костюме конца XVIII века он был изображён на полотне и ныне существовавшем в галерее их семейных портретов, находившейся в родовом имении её родичей, князей Одноруких. Она с детства знала, с детства боялась

этих спокойных, гордых, как сталь холодных глаз «деда-красавца», деда, не даром оставившего по себе память гордого, «в чести непреклонного, князя-рыцаря»… Так говаривали ей в детстве все родные и её отец, пристыжая и убеждая, что нечего ей бояться прямого, пристально в душу глядевшего даже с портрета, взора отца его.

И вот теперь, в старости, она увидела этот взор наяву!

«Это он! Он научил этого нищего духом, этого блаженного Юшу! Он упрекал меня и приказывал каяться!»

Об этом всю ночь пробредила и промучилась Аполлинария Антоновна Белокольцева. Наутро она встала словно на десять лет состарившись, и сама никому не сказавшись, направилась в комнату Карницыных. Одного взгляда на Марью Леонидовну, детей её и на счастливое лицо её Наташи, было достаточно, чтобы убедиться в истине открытого им вчера: покойный муж её, скончавшись внезапно, не успел составить духовной, но успел передать свою шкатулку в подарок сыну своего друга и партнёра в делах. Карницыны думали, что это просто подарок на память, — умерший не имел сил им сказать, что писал отсутствовавшей жене о своём долге им; что в шкатулке есть потайной ящик, а в ящике вексель его на 50 тысяч и дубликат его письма…

Капуцин сказал святую истину. Он обеспечил Карницыных от нужды, а Белокольцеву спас от тяжких грехов. В том же году обе дочери её вышли замуж: Наташа за Леонида, а Сашенька за Щегорина же, да только за молодого, — не за отца, а за его богатого сына.