Князь Тавриды. Потемкин на Дунае

Княгиня села к письменному столу.

Через несколько минут записка была написана.

Княгиня дернула сонетку.

Вошел лакей.

— Это письмо сегодня же отправить во дворец… Его светлости князю Потемкину.

Лакей бережно взял письмо и, произнесши стереотипное: «Слушаю–с, ваше сиятельство», — удалился.

Княгиня снова осталась одна и задумалась.

«Сын сказал ей, что и сегодня вечером он будет дома и зайдет к ней… — начала размышлять она. — Поговорить с ним… Нет… Нет, он даже не должен знать, что она получила сведения. Он будет допытываться от кого… Догадается… Это поведет к ссоре между ним и графом… Граф такой милый… Она и князю Григорию Александровичу скажет завтра, чтобы он действовал от себя… ведь она… его…»

Сердце княгини почему‑то вдруг болезненно сжалось.

Перед ней встал образ белокурого юноши Григория Потемкина там, в далекой Москве и в далекие от настоящего годы.

Княгиня ходила в это время по кабинету и как‑то инстинктивно приблизилась к зеркалу.

Отражение показало ей, что она еще очень моложава.

Несмотря на то что ей уже было далеко за сорок лет, княгиня замечательно сохранилась.

Свежий цвет лица и почти юношеский взгляд голубых глаз делали то, что ей можно было дать лет тридцать с небольшим.

Она порывисто отошла от зеркала.

Грустная полуулыбка, появившаяся на ее губах, говорила красноречиво, что она решила отрицательно какую‑то льстившую ее женскому самолюбию мысль.

Она стала ожидать сына.

Первый раз в жизни ей захотелось, чтобы он не пришел.

Желание ее исполнилось.

Князь Василий провел вечер вне дома.

На другой день часов около трех великолепный, известный всему тогдашнему Петербургу экипаж светлейшего остановился у подъезда дома Святозаровых.

Князь был аккуратен и явился в назначенный княгиней час.

Зинаида Сергеевна встретила его в зале.

Они прошли в угловую маленькую гостиную, находившуюся рядом с будуаром княгини.

Княгиня спустила портьеру и жестом указала князю на одно из стоявших кресел.

Григорий Александрович сел.

Княгиня опустилась на противоположное кресло.

— Прежде всего, княгиня, благодарю вас за память и исполнение вами слова написать мне, когда я вам понадоблюсь… А затем, что вам угодно?

— Ваша светлость, мне так совестно…

— Прошу вас, без чинов, кажется, мы слишком старые знакомые.

Сбиваясь и даже краснея, начала княгиня рассказ о несчастной любви ее сына к гречанке, к Мазараки, как, путаясь, называла княгиня Калисфению Николаевну.

— Вы одни, князь, можете помочь мне его образумить так, чтобы он не знал, что это идет от меня… Поговорите с ним, пугните его вашей властью, делайте, что хотите, только спасите его…

— Это уже не просьба, княгиня, тут обоюдный интерес… Он действует против меня… — заключил князь.

Княгиня вскинула на него испуганный взгляд.

— Успокойтесь, княгиня, я пошутил, — эта девочка, которой я когда‑то от скуки заинтересовался, кружит, как мне известно, головы многим из нашей молодежи, но не так серьезно, как вы рассказываете относительно князя Василия. Впрочем, он молод и, быть может, любит в первый раз.

Григорий Александрович вздохнул.

Княгиня вся вспыхнула.

— Но выбор из неудачных, — продолжал светлейший.

Княгиня горько улыбнулась.

— Во всяком случае, я сумею излечить его от этой дури, простите за выражение, княгиня.

— Именно дури… — улыбнулась Зинаида Сергеевна. — Значит, вы обещаете, и я спокойна…

Княгиня протянула Григорию Александровичу руку.

Он поклонился и поцеловал ее.

Этот поцелуй был дольше, чем этого требовал светский этикет, но Зинаида Сергеевна не отнимала руки.

— Положитесь на меня… Он даст мне слово позабыть ее и сдержит, — сказал князь.

— Я заранее благодарю вас… Вы во второй раз спасете его, — взволнованно сказала княгиня.

— Успокойтесь, все будет! хорошо… Я на днях повидаюсь с ним…

Князь встал и, снова поцеловав руку хозяйки, уехал.

Действительно, через несколько дней князь был вызван к Потемкину.

Светлейший принял его запросто, в спальне.

— А, соперник! — встретил он вошедшего князя Василия совершенно неожиданным для последнего возгласом.

Князь Святозаров вспыхнул и затем побледнел.

— Не годится князю Святозарову делать то, что заставляет его краснеть…

Князь стоял потупивши глаза.

Это странное начало разговора положительно поставило его в тупик.

Он долго не мог понять, серьезно ли говорит светлейший или шутит.

— Я выручил тебя в трудную минуту и избавил от козней, которые тебе готовил Безбородко, а ты вместо благодарности вздумал отбивать у меня любовницу.

— Ваша светлость…

— Что, ваша светлость, разве, я не прав! От меня ничто не укроется… Жениться, кажется, князю Святозарову на любовнице Потемкина не приходится… А ведь я и женю… Это убьет твою мать. Слышишь… женю… Это светский скандал… Похуже, чем дело Безбородко…

Князь молчал.

Да и что он мог возразить. Потемкин был прав. Он ведь знал, что Калисфения его содержанка. Ухаживая за ней, он совершал кражу.

— Ты сядь, чего ты стоишь… В ногах правды нет!.. — вдруг крикнул светлейший, лежавший на постели, и указал рукой на стоявшее около него кресло.

Князь Василий Андреевич машинально опустился на него.