Князь Василий Долгоруков (Крымский)

— Я позволю себе огласить отрывок из письма князя Долгорукова… «О Едисанской и Буджакской ордах осмеливаюсь доложить: они в таком положении, а особливо знатные мурзы, что с крымцами почти никакой разницы я не почитаю. И чтоб они прежде данную присягу, пока Всевышний не увенчает армию ее императорского величества победою над Крымом, вспомнили, — я от них не ожидаю. И когда крымское войско против меня будет сопротивляться, то не сомневаюсь я, чтоб и они в том им не участвовали…»

— Письмо-то давнее, — заметил Иван Чернышев. — Нынче и Крым завоеван, и войско не сопротивляется… К тому же, как мне ведомо, сами крымцы не жалуют орды и хотят их отделить от себя.

— Это все пока армия князя в Крыму стоит, — пояснил Панин, откладывая бумагу. — А как далее будет?

— Так, может, не искушать судьбу? — развел руки Чернышев. — Пусть ногайцы изберут себе другого хана или остаются под властью Джан-Мамбет-бея.

— С двумя такими соседями будет хлопотно иметь дело, — подал голос вице-канцлер Голицын.

— Однако все же спокойнее, вследствие их слабости, происходящей от разделения, — возразил Чернышев. — Недурно бы тонкими, неприметными действиями противопоставить их друг другу и, может быть, разжечь вражду.

— Здесь поспешать нельзя, — предостерег Панин. — Следует сообразовываться с обстоятельствами, что будут, видимо, весьма переменчивы.

— А по-моему, господа, все они порядочные сволочи, — ругнулся Разумовский. — Что крымцы, что ногайцы — один черт!

Панин иронично улыбнулся:

— До окончания войны и подписания выгодного мира придется, граф, сих сволочей почитать за лучших приятелей.

— Ну а ногайцы чем недовольны? — снова вступил в разговор Вяземский. — Им-то что надо?

— Мы лишаем их христианских рабов. Не возвращаем тех, кто сбежал из орд и пристал к армии князя Долгорукова… Вот и Евдоким Алексеевич писал, что Джан-Мамбет-бей требует их возвращения.

— Христиан магометанам? — искренне возмутился Чернышев. — Ну знаете…

— Большинство пленников — купленные люди, — уточнил вице-канцлер Голицын. — Вот бей и не хочет терпеть убыток.

— Так заплатите им деньги! — горячо воскликнул Чернышев. — Александр Алексеевич!.. (Он повернулся к Вяземскому.) Неужто несколько тысяч причинят казне ущерб?

— Коль Совет решит — станем платить, — торопливо ответил Вяземский.

— Прочих беглых христиан надобно, конечно, выкупать. Но русских подданных — никогда! — жестко сказал Григорий Орлов, молчаливо сидевший все заседание. (После затянувшейся ночной пирушки он был не в настроении, чувствовал себя усталым и разбитым.) — Нам российскими людьми торговать зазорно!

Совет так и постановил…

Позднее, когда в Петербург пришло сообщение об избрании ханом Сагиб-Гирея, Совет снова вернулся к обсуждению вопроса о ногайских ордах. Решили придерживаться прежней линии: осторожно лавировать, отделываясь расплывчатыми обещаниями, но не торопиться их выполнять.

В рескрипте Щербинину, подписанном Екатериной двадцать седьмого августа, повелевалось приложить старание, чтобы ордынские начальники согласились на избрание нового хана Сагиб-Гирея и признали его власть над собой.

«Может быть, ногайцы будут в сем случае в затруднении, — говорилось в рескрипте, — в рассуждении пределов дозволяемой ему власти, потому что ханам крымским только время от времени в большее подчинение приводить их удавалось. Но сие обстоятельство, однако, не препятствует в соглашении на его избрание, ибо при том им вся удобность остается точные положения учинить с сим ханом при здешнем посредстве, поскольку и в чём они от него зависимы быть имеют…»

Подполковнику Стремоухову и другим офицерам, находившимся в ордах, Щербинин от своего имени должен был дать предписание:

«Несмотря на дружбу ногайских татар, по свойственной им к продерзостям поползновенности, в ведомстве каждого предосторожность наблюдать должно».

Не остались без внимания Екатерины и крымские дела.