Князь Владимир — создатель единой Руси

Надо заметить, что богословский спор варяга с киевлянами состоит из общих мест, взятых из современной летописцу антиязыческой церковной литературы. Например, в более позднем летописным рассказе об «испытании вер» (под 986 г.) богословские аргументы «варяга» вложены в уста пришедших к Владимиру папских послов: «вера наша — как свет, кланяемся Богу, который сотворил небо и землю, звезды и месяц, и всякое дыхание, а ваши боги есть древо».

К тому же летописный рассказ противоречит широко известному гостеприимству русов, о котором с большой похвалой отзывались средневековые арабские писатели, и не только они. Вот, например, свидетельство Ибн Русте: «Гостям [русы] оказывают почет, и с чужеземцами, которые ищут их покровительства, обращаются хорошо. Они не позволяют никому из своей среды грабить и обижать таких пришельцев; если кто-нибудь из пришельцев жалуется им на причиненный вред или обиду, они оказывают ему помощь и защищают его». Но ведь киевские варяги — отец и сын — именно и были такими пришельцами, находившимися под защитой закона русского.

Здесь следует обратиться к показанию немецкого хрониста XII в. Гельмольда о человеческих жертвоприношениях главному божеству славянского Поморья Святовиту. Святилище его находилось на острове Рюген, и местные жители (славяне-руги, или ране) «в знак особого уважения… имели обыкновение ежегодно приносить ему в жертву человека — христианина, какого укажет жребий». Эти христиане, приносимые в жертву Святовиту, были захваченными на войне пленниками. О других поморских славянах Гельмольд пишет, что те «приносят богам своим жертвы волами, и овцами, а многие и людьми-христианами, кровь которых, как уверяют они, доставляет особенное наслаждение их богам». Это единственная аналогия обычаю, о котором ведет речь «Повесть временных лет».

Таким образом, вполне вероятно, что сказание о варягах-мучениках первоначально венчало повесть о захвате Киева Владимировыми «варягами». Только они и могли обращаться с захваченным городом и его жителями, как со своей законной добычей: «Это — наш город, мы его захватили…». Среди того «зла», которое, согласно летописи, пришедшие с Владимиром наемники сотворили киевлянам, было, вероятно, и требование почтить «варяжских» богов христианской кровью, как это было в обычае у них на родине.

Мужественное противостояние Федора толпе жаждущих крови язычников оказало сильное влияние на личность князя Владимира, предопределив его решение принять христианство. Не случайно первую каменную церковь в Киеве — собор Успения Пресвятой Богородицы — Владимир воздвиг именно на том месте, где варяги-христиане обрели свой мученический венец.

Во время раскопок 1908 г. у стен Успенского собора были обнаружены остатки двухярусного деревянного сруба — предполагаемое жилище варягов-мучеников.

Василий II

(958–1025)

Василевс. Соправитель Константина VIII. Крестный отец князя Владимира. Остался в истории с прозвищем Булгароктонос (Болгаробойца), которое закрепилось за Василием II в ходе многолетней войны (1001–1018) с Болгарской державой царя Самуила, которая велась с крайней жестокостью. Так, однажды василевс приказал ослепить разом 14 000 пленных болгар

Имя получил в честь святого Василия Великого.

10 января 976 г. в Константинополе умер Иоанн Цимисхий. Ходили слухи, что его отравили. И в самом деле, он покинул этот мир удивительно вовремя, ибо двум законным (порфирородным) наследникам трона, василевсам Василию II и Константину VIII, сыновьям умершего в 963 г. Романа II Лакапина, как раз исполнилось соответственно 18 и 16 лет.

По обоюдному согласию братья не стали делить самодержавную власть, и всю тяжесть правления взял в свои руки старший, Василий. Константин, который, по словам византийского историка XI в. Михаила Пселла, «всем казался безвольным прожигателем жизни, будучи человеком легкомысленным и склонным к развлечениям», только унаследовал титул василевса. Впрочем, и Василий II, как свидетельствует тот же писатель, поначалу «вполне пользовался своим юным возрастом и царским положением», считая своим уделом «легкомысленные царские развлечения и отдых».

Однако очень скоро Василию II пришлось оставить пиры и любовные интрижки и заняться куда более серьезными делами. Отныне он поистине не знал ни одного спокойного дня, постоянно тревожимый то опасностью полного распада государства под давлением извне, то дерзкими покушениями знатных византийских родов на его императорскую власть.