Деревянный храм во имя святой Софии в Киеве (на территории одноименного монастыря) простоял до 1017 г., как это засвидетельствовано показанием Титмара Мерзебургского. Описывая встречу князем Святополком (Окаянным) польского короля Болеслава I Храброго 14 августа 1018 г., немецкий хронист отметил, что киевский архиепископ «с мощами святых и прочими различными украшениями с почетом встретил прибывших в соборе святой Софии, который по несчастной случайности сгорел в прошлом году». Никоновская летопись в связи с Ольгой упоминает еще церковь Святой Богородицы, но это известие темно и недостоверно.
День освящения Софийской церкви (11 мая) был выбран Ольгой конечно же не случайно. В нем как в зеркале отразился внутренний смысл деяний обращенной княгини. 11 мая Церковь чтит память равноапостольных Кирилла и Мефодия, и освящение храма в Киеве, по-видимому, должно было символизировать завершение их трудов по созданию независимой славянской Церкви. Кроме того, именно в этот день в 330 г. Константин I Великий посвятил свою новую столицу — Константинополь — Богоматери, что было отмечено в греческом месяцеслове как праздник обновления Царьграда. Таким образом, освящением храма Святой Софии 11 мая Ольга еще и показывала всему свету, что предназначает своему стольному городу роль нового Царьграда, третьего Иерусалима (вторым считался Константинополь, чей Софийский собор был возведен во образ ветхозаветного Соломонова храма). Апокрифическая «Иерусалимская беседа» (XII в., в составе «Голубиной книги») предсказывает такое развитие событий устами самого библейского царя Давида: «Будет на Руси град Иерусалим начальный [главный], и в том граде будет соборная и апостольская церковь Софии Премудрости Божия о семидесяти верхах, сиречь Святая Святых». Сооружение Ольгой храма Святой Софии превращало Киев в «мать городов русских», сиречь Новый Иерусалим, ибо древнерусский христианин не испытывал сомнений в том, что на вопрос: «А который город городам мати?» — имелся лишь один правильный ответ: «Иерусалим город городам мати» («Голубиная книга»).
Словом, даже в отрывочных данных древнерусских памятников о деятельности Ольги в начале 960-х гг. просматривается обширный замысел крещения Русской земли, который, однако же, нашел свое воплощение в исторической действительности только четверть века спустя, уже при ее внуке, князе Владимире. Княгине суждено было остаться в памяти потомков «предтекущей хрестианской земли», «денницей пред солнцем» и «зарей пред светом».
«Из варяг в греки» — историко-географический фантом
Знаменитый Волховско-Днепровский путь «из варяг в греки» занимает исключительное место в средневековой истории Руси. Ведь помимо чисто экономического значения ему приписывают и выдающуюся государствообразующую роль — того географического «стержня», на который были «нанизаны» древнерусские земли. Однако последние исследования убеждают в том, что перед нами типичный для средневековья историко-географический фантом.
Путь «из варяг в греки» появляется в «Повести временных лет» на первых же страницах, во вставном сказании о хождении апостола Андрея на Русь: «И был путь из варяг в греки и из грек до Днепру и верх Днепра волок до Ловати, и по Ловати внити в Ильмень озеро великое; из него же озера потечет Волхов и втечет в озеро великое Нево; и того озера внидет устье в море Варяжское (Балтийское); и по тому морю внити даже и до Рима…». После вставки об «Оковском лесе» летописец продолжает: «А Днепр втечет в Понтеское (Черное) море тремя жерелы (устьями), иже море слывет Русское, по нему же учил апостол Андрей, брат Петров…». И далее оказывается, что Первозванный апостол и был первым, кто проделал весь этот путь (в обратном направлении — «из грек в варяги»). В последующем летописном повествовании путь «из варяг в греки» больше не упоминается ни по какому поводу.
Можем ли мы поставить под сомнение это известие «Повести временных лет»? Не только можем, но и должны.
Сказание о хождении Андрея на Русь смущало исследователей, в том числе историков Церкви, прежде всего своей очевидной нелепостью с точки зрения географии. «Посылать апостола из Корсуни в Рим помянутым путем, — писал историк Русской Церкви Е. Е. Голубинский, — есть одно и то же, что посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем на Архангельск»[16]
.