Кто надо, наведется на наши намеки и с упертостью служебной ищейки пойдет по ложному следу, но на всеобщее обозрение это не выставит. Для простых людей четыре окурка от немецких сигарет насмешка, а не доказательства, но только не для спецслужб. Окурки были нами приготовлены загодя и на двух из них были сделаны характерные прикусы. Это позволило бы следователям сделать вывод, что стрелков было минимум двое.
Эта ликвидация была чисто технической. Невилл Чемберлен был сторонником политики умиротворения агрессора и до такой степени наумиротворялся, что довел страну да бомбардировок Лондона. Своим бездействием он фактически выпестовал Гитлера, подписав в тридцать восьмом году Мюнхенское соглашение.
Я считаю, что Чемберлен был немецким агентом влияния – для политика подобного уровня он слишком нерешительно себя вел в отношении Германии, что впоследствии показала «странная война». «Сидячая война»[24]
прошла полностью под влиянием Чемберлена, но теперь его нет, а взрыв на нефтеперерабатывающем заводе, расположенном на крупнейшем кораблестроительном заводе Англии, показал англичанам, что война уже пришла к ним в дом.Вторичные взрывы на нефтеперерабатывающем заводе и на «верфях» гремели еще трое суток, а пожар не могли потушить более шести дней. Если бы нам было надо, мы бы половину кабинета министров вокруг этого пожара перестреляли и треть Адмиралтейского комитета.
Военно-морского министра, он в Англии первым лордом Адмиралтейства зовется, уж точно завалили бы – его приезд ярко осветили газеты, но мы этому парню специально дорогу расчистили. Посмотрим, как он понимает наши намеки. С третьего сентября эту должность занимал сэр Уинстон Черчилль. Правда, совсем недолго.
Девятого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года король Англии Георг Шестой официально назначил Черчилля премьер-министром. Сэр Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль получил эту должность в результате стечения чрезвычайных обстоятельств, которые мы специально для него создали и на целых полгода раньше, чем это произошло в нашем мире. Но мы здесь ни при чем.
Мы на себя только взрыв в порту приписали. Мы абсолютно не виноваты, что стрелки́, грохнувшие его предшественника из английского оружия, курили немецкие сигареты и неумело спрятали окурки. В конце концов, они стрелки, а не диверсанты. Здесь и слова такого пока не знают. Равно, как и не знали, что первого человека в правительстве страны можно отстрелять, как простую куропатку, в парке собственного дворца. Черчилль и секретная служба его величества теперь знают, но это им вряд ли поможет.
Наша веселая компания, дополненная подтянувшимся Шарлем, грустная согласно кратковременному трауру, объявленному в Великобритании, улетела во Францию на следующий день после гнусного убийства второго после бога человека в Англии. В Париже нас ждали не менее веселые, но такие же гнусные дела. Благо разведка уже была проведена, а разведчики, доложившись, тут же умотали в Берн и Лиссабон.
Наивные. Они думали, что мы опять будем кого-нибудь грабить – привыкли за простую работу получать громадные деньги. Впрочем, разведчики получат свое вознаграждение в любом случае, хотя мы никого в этот раз ограбить не успеем – после отъезда последней пары наших «зорких глаз» получит пулю в голову из немецкой винтовки «kar‐98k» премьер-министр Франции Эдуард Даладье.
А нефиг было Мюнхенское соглашение подписывать. Тоже был любитель после щелчка по носу задницу подставить.
У нас, у русских, есть две основные заповеди: не желай… ближнего своего и не убивай, но нигде, никем и никогда не было сказано: не давай сдачи. Есть вялые рекомендации некоторых индивидуумов после удара по правой щеке левую подставить, но опять-таки о неизбежном и неминуемом ответном хуке справа или слева ни словечка.
Сие подразумевается априори – как неизбежное зло в силу особенностей характера русского мужика. Терпеть нашему народу не привыкать, но до определенного предела.
Все помнят, как это бывает? Ловит русский мужик где-нибудь в укромном уголке батюшку. Можно и просто на улице. Особой разницы нет. Для батюшки, разумеется. (Да и для мужика тоже если честно.) Так вот. Ловит и говорит со всем почтением: «Благослови, батюшка!» Батюшка, на минуточку, тоже русский и прекрасно понимает, что у мужика терпение уже закончилось, и огрести можно, не сходя с этого места, а на матушку и собственных детишек хочется все же смотреть двумя не прищуренными донельзя глазами. Так мало того, что мужик отвесит со всем почтением, так потом он же и прощения попросит, и попробуй не прости.
Из монастырей в мир, то есть в «батюшки», дурачков издревне не выпускали, чтобы имидж монастырей не портили. На Руси в те времена на этой должности были другие кадры. Юродивыми звались. Это потом их в депутатов переименовали, но это уже совсем другая история и страна другая. К Руси никакого отношения не имеющая.