Мы улетали от столицы Финляндии в тот самый момент, когда над взбудораженным нами городом уже висели тяжелые бомбардировщики ТБ‐3. Тихоходные, неповоротливые, четырехмоторные самолеты несли на внешних подвесках бомбы крупного калибра, в основном двухсотпятидесяти и пятисоткилограммовые, способные поразить цель не только прямым попаданием, но и взрывной волной. А саму цель мы нашим летчикам только что подсветили. В этом и заключался общий смысл наших диверсий.
О том, что мы выполнили следующую часть наших обещаний, в Советском Союзе узнали из радиограммы специально закинутых в Хельсинки разведчиков. Тех самых разведчиков, которые в течение двух недель судорожно искали нас в финской столице.
Взрыв на станции был произведен точно по времени, но вот того, что нас попробуют отловить на подходах к железнодорожным путям, я совершенно не опасался. Для этого надо было знать, где мы будем находиться в конкретное время и непосредственное место проведения диверсии, а подробную информацию я Сталину сообщить позабыл, отговорившись общими фразами.
На период передачи нашего пакета информации у меня были только предварительные наметки этой мелкой шалости. На самом деле в портовом городе очень много мест, которые можно посетить с недружественными намерениями. Изначально я планировал обидеть порт финской столицы – в нем просто немереное количество мест, в которых можно оставить свои дружеские гостинцы, но потом нам удачно подвернулась грузовая станция.
Убийство президента Финляндии во время боевых действий в комплекте с подставой гитлеровской Германии ввергало столицу маленькой, но гордой страны в неуправляемый и непредсказуемый хаос, который мог бы быть быстро локализован. Но нанесение советской авиацией в эту же ночь тяжелого бомбового удара, стершего с лица земли крупный транспортный узел, а то, что эту станцию можно списать в утиль, ни у кого из нас сомнений не вызывало, означало только то, что Советы способны делать это каждую ночь. В совокупности со слухами о необычном взятии Выборга это давало панический эффект, способный развалить любое самое воинственное общество.
Кроме того, несколько самолетов несли весьма необычный груз – контейнеры с ампулами «КС». Этот груз для достижения максимального психологического эффекта был высыпан летчиками прямо на город.
В нашем мире жидкость «КС» была принята на вооружение в сороковом году – почти сразу после окончания войны с Финляндией. Мы только немного подстегнули технический прогресс.
Конечно же Славка расписал и технологии производства напалма, «коктейля Молотова» и жидкостей «КС» и «БГС», но начать мы предложили именно с «КС» – раствор белого фосфора был достаточно дешев в производстве, а попадая на открытый воздух, жидкость горела с температурой в тысячу градусов, прилипая к любой поверхности. Потушить водой ее было невозможно, но этого никто не знал. Кроме химиков из Советского Союза.
Несколько тонн ампул с быстровоспламеняющейся жидкостью, высыпанной ковром на взбудораженный трагическими событиями Хельсинки, произвел эффект атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. Рассеивание было чудовищным, и город охватили сотни пожаров. Это придумали мы, но жалеть безумных жителей финской столицы никто из нас не собирался. Сломать финнов необходимо было жестко, и, судя по зареву за нашей спиной, Сталин принял наш план без изменений.
Солдаты, воюющие на фронте, и политики, доводящие собственную страну до кровавой и, главное, бессмысленной бойни, это две абсолютно разные касты людей, и обычно между ними пропасть. К сожалению, в Финляндии эта пропасть была сглажена многолетней националистической пропагандой, и сила страны была именно в людях, готовых умереть за свою Родину. Но между солдатами на фронте и простыми столичными обывателями, размахивающими разноцветными флажками на националистических митингах, разница все же есть, и она существенная.
Это была немного не та война, к которой готовилась финская армия. Основной удар был нанесен сразу по столице, а последующие по всем центральным городам и немногочисленным транспортным коммуникациям страны. Для этого и создавались хорошо вооруженные, но пока еще плохо обученные разведывательно-диверсионные группы, и именно поэтому мы спровоцировали войну несколько раньше, чем в нашем мире.
Война летом и война зимой для финских егерей была привычна, но война в середине осени тяжела для любой армии – что для наступающей, что для обороняющейся, и на этом строилась наша основная задумка.
Мне почему-то сразу вспомнился Николай Островский и эпизод из его книги «Как закалялась сталь». Тот самый эпизод, в котором несколько десятков комсомольцев в жуткие морозы строили узкоколейку. При скудном питании, без зимней одежды и практически без инструментов молодые ребята строили дорогу жизни для замерзающего города. Это был, грубо говоря, первый военно-строительный батальон, объединенный общей идеей.