Сейчас, вспоминая те занятия, Володя только грустно улыбался. Счастливое было время. Бесконечные занятия и постоянные нагрузки заставили его забыть и гибель родителей, и свою жизнь на улице, и даже о болезни, пока ещё незаметной и ничем себя не проявляющей — ему просто некогда было об этом думать. Но сейчас он вдруг отчётливо осознал, что всё это остаётся в прошлом. Скоро его запрут в карантине, а потом чужой мир и невозможность вернуться. Гибель родителей, смерть Гвоздя, расставание с их уличной бандой и, самое главное, со ставшими уже родными обитателями Базы, запрятанной в самой глухомани огромной Тайги — всё останется позади. Пожалуй, только о расставании с ними он действительно жалел. Может поэтому в последнее время воспоминания так часто одолевали его — он словно старался пережить те счастливые мгновения ещё раз. И уроки по военной истории и тактике, наука лова рыбы без удочки, основы выживания в тайге, когда его забрасывали с одним ножом на несколько километров от базы. Забрасывали даже без компаса: сначала летом, потом зимой. Вспоминал, как удирал от зайца, приняв его ночью за какое-то чудовище. Об этом случае он не рассказывал никому, справедливо опасаясь насмешек. Проходили занятия и в городе, где он должен был обнаружить слежку и уйти от неё, или наоборот, проследить за определённым человеком. Да много всего было. Разве обо всём расскажешь?
— Ты готов? — Александр Петрович появился как всегда незаметно.
— Да. Завтра?
— Да. Завтра с утра ты войдёшь в карантинную зону. Больше в нашем мире ты не погуляешь.
— А можно мне немного пройтись по лесу? В последний раз.
Александр Петрович хотел что-то сказать, потом подумал и только кивнул.
— Давай. Прикрою тебя от директора, если что.
Володя благодарно кивнул и тихо выскользнул из комнаты. Куратор, похоже, предупредил пост на выходе и мальчика выпустили из корпуса беспрепятственно. Он немного постоял у двери, разглядывая появляющиеся звёзды и делая как можно более глубокие вздохи, словно стараясь надышаться на всю оставшуюся жизнь. Потом медленно, пиная по дороге попадающиеся на пути веточки, побрёл в лес. Иногда останавливался у сосны и осторожно гладил её ствол, разглядывая на коре едва ли не каждую трещинку. Задрал голову, слушая, прикрыв глаза, трель какой-то птицы. По дороге собрал целый гербарий, но на поляне вдруг подкинул листья вверх, расставил руки в стороны и застыл словно под дождём, подставляя лицо падающим листьям. Незаметно для себя дошёл до озера, но задерживаться у него не стал и повернул обратно. Замирая, слушал каждый шорох в ночном лесу, выхватывая лучом фонаря причудливо переплетённые ветви кустов и подолгу рассматривая их, словно увидев доисторических чудовищ. Мальчик вернулся на Базу только через три часа. Словно давая возможность последний раз насладиться всем этим, куда-то отступила неизменная его спутница — боль. У выхода Володю встретил встревоженный Александр Петрович, готовый броситься на выручку, если что случится. Внимательно посмотрел на мальчика, вдруг шагнул к нему и крепко обнял.
— Извини, — прошептал он.
— За что? — удивился Володя. — Без вас я бы давно уже был бы мёртв.
— Я до сих пор не уверен тот ли это шанс… Но… живи! Живи, прошу тебя… жаль, что я не смог стать тебе хорошим отцом…
Володя чуть улыбнулся и прикрыл глаза.
— Вы стали для меня хорошим отцом… папа…
Куратор вздрогнул и сильнее стиснул мальчика.
— Живи… сынок, — чуть слышно прошептал он. — Живи и найди своё место в том мире. Будь счастлив.
Александр Петрович чуть отстранился и внимательно изучил мальчика. Порой, глядя в эти не по детски серьёзные глаза, ему казалось, что разговаривает он не с тринадцатилетним пацаном, а с умудрённым жизнью стариком. Ему хотелось, чтобы мальчик хотя бы на миг расслабился, проявил свойственное всем детям желание пошалить, набедокурить. Но нет. С самого первого дня мальчик всегда оставался серьёзен и собран. Всегда настороже и готовый ко всему. С трудом он начал доверять сначала ему, а потом остальным преподавателям. Постепенно мальчик осваивался, но детская весёлость к нему так и не вернулась. Из всех возможных эмоций мальчик иногда только чуть-чуть улыбался. Самым краешком губ, но глаза при этом оставались внимательными и серьёзными. И разбудить где-то глубоко запрятанную душу ребёнка не удалось даже ему. Только сегодня чуть треснул ледок, но времени, чтобы расколоть его окончательно, уже не оставалось…
Александр Петрович проводил мальчика до его комнаты, где и расстался с ним, пожелав спокойной ночи. Потом ещё долго стоял у двери, с грустью глядя на неё.