– Кто тебя будет ждать? – немедленно поинтересовался инок. – Да ты не стой в воротах-то – мы же людям мешаем. Продолжай и двигаться, и рассказывать.
– Ага. Видишь ли, вышло оно как-то так… Вчера, когда отец Варнава к себе вызвал да поведал, что был гонец из Гурова и все мои… того... я потом вниз к реке спустился и на берегу лежал, а потом сидел, а там, оказывается, девчонка за кустом хоронилась – и давай в меня шиповником зеленым кидаться, а потом и вовсе в воду столкнула. Я рассердился – ну и побежал за нею, а под лесом как-то вдруг Ратибор объявился – ну тот, который говорил сейчас, – а она дочерью его оказалась. А еще ее Виданою зовут.
Кирилл с внезапным ужасом осознал, что отчего-то совсем не владеет собою и несет косноязычную околесицу. Побагровев до стука в ушах, озаботился старательным отряхиванием рубахи:
– Я знаю, что ты должен пребывать при мне неотлучно, знаю. Но может, хоть этим вечером ты не ходил бы туда за мною… ну то есть со мною, а?
Иов вдруг и сам остановился.
– Мне пятнадцать было, а ей – тринадцать, – сказал он, глядя мимо Кирилла. – Жданой звали. Сегодня я – монах с разрубленной рожей. Где она нынче и что с нею – Бог весть. Может, жена чья, толстая да сварливая, а может, ее и на свете давно уж нет. Только для меня она навсегда останется девчонкой тоненькой в венке из васильков. Ты вот рассказывать стал, а я снова смех ее услышал.
Он взял Кирилла за плечи и приблизил к его лицу свое:
– В глаза мне посмотри – смогу ли я тому, что сейчас в тебе, даже нечаянную обиду нанести?
– Ты… Ты уж прости меня, брат Иов.
– Бог простит, княже.
– Чевой? Княже? – с радостным изумлением тут же обернулась к ним сидевшая на траве у дороги грудастая молодица. Подхватившись на ноги, она яростно замахала ладошкой в сторону группы крестьян, обступивших кого-то из братий, закричала:
– Сюда, сюда! Здеся милостивец наш, здеся! Вот он!
Народ, бросив теребить монаха, воодушевленно устремился к опознанному «милостивцу». Молодица же тем временем проворно ухватила Кирилла за руку, звучно чмокнула ее и опять заголосила:
– Мой-то, как с обозом чумацким от варниц соляных воротился, всего-навсего осемь чеканов серебряных да дюжины две лисок медных в дом принес! Сам же втору седмицу на постоялом дворе у Шульги бражничает – а это ж на какие такие шиши? Я уж во все глаза за ним, но только по сей день никак дознаться не выходит, где он, ендовочник да скаред подлый, утаенное от детушек своих голодных схоронил. Поведай, княже!
Кирилл вырвал ладонь и с изумлением обнаружил в ней медную монету. Каким-то образом он вдруг очутился за спиною Иова, который по-отечески развел руки в стороны. Вполне миролюбивый и добродушный жест остановил набежавший люд как будто у незримой преграды. Уже оттуда хор голосов, сопровождаемый усердными поклонами, нестройно, однако вдохновенно подхватил сольное вступление молодицы:
– Коровенку у меня со двора свели, родимый! И чужой-то никто деревнею не проходил! Уж ты открой злодея, Бога ради, не обидь!
– У свекра мово как на зимнего Николу ноги отнялись, так по сей день и не встает, заступник ты наш! А ведь только его рукомеслом после мужниной смерти-то и кормились!
– Дите третий день утробою мается да криком кричит-заходится, никаки зелья и заговоры не помогают! А Гроздана-ведунья, нас опять завидевши, уж и дверь прямо перед носом учала затворять. Последня надёжа на тебя лишь осталась!
– Горшечников Прыщ Ясочку мою обрюхатил, а теперя от того отпирается да еще и клянется облыжно! А она молчит, свербигузка непотребная, блудяшку энтого покрывает!
– Братия и сестры, – проговорил Иов.
Народ умолк с послушливой почтительностью.
– Если вам нужен тот, кто дает упокоение всем труждающимся и обремененным, то вот храм Его, – инок указал на золотые купола над верхушками деревьев. – А княжий дар – в умах читать. Кто желает чтения своих тайных помыслов?
Желающих предложенного отчего-то не сыскалось. Охочие до княжьих чудес разом поскучнели, стали разбредаться со стыдливой поспешностью.
– У кого там младенец недужий да свекор болящий? – окликнул брат Иов. – Пройдите этой улицею вверх – по левую руку будет лечебница монастырская. Спросите отца Паисия.
– А с лисой-то что делать? – Кирилл подбросил медяк на ладони.
– Себе оставь. Как задаток.
Отец Варнава прикрыл глаза и затрясся в беззвучном смехе, осеняя себя крестом. Келейник за его спиной отвернулся к окну. Лицо брата Иова осталось непроницаемым.
– Да уж. Как говорится, слухом земля полнится, – сказал настоятель, отсмеявшись и посерьезнев. – Но ведь люди-то по-своему правы. Они служения ждут. А их простодушие – не грех. Сердишься на меня?
– За что, отче? – удивился Кирилл.
– За смех мой.
– Так ведь и впрямь забавно получилось.
– Ну и славно… – отец Варнава обернулся к келейнику. – Брат Илия, послушников-привратников оповести: людей, которые князя видеть желают, пред тем расспрашивать со вниманием. Галерейных в настоятельских палатах да на входе такоже предупредить следует. Если важное что случится – мне докладывать немедля.
Он улыбнулся Кириллу: