Княжич, князь

– А ты, жено моя, домочадцы и все прочие люди добрые, с миром изыдите и простите князя своего, от него претерпевши!

Настоятель поклонился вместе с Кириллом. Когда гридница опустела, он привлек его внимание и обратился к белошвее:

– Ты сейчас, милая, глаза закрой да вспомни ясно, когда да каким образом этот мастер Фрол грамотку тебе передавал. Добро?

– Ага, батюшко, ага...

Девица старательно зажмурилась, задвигала большими, подрисованными углем бровями. Отец Варнава посторонился.

Кирилл протянул навстречу ей раскрытую ладонь, одновременно опуская веки.

Широкое румяное лицо с кудреватой бородкой и самоуверенной ухмылкой на нем выступило из тумана – дергаясь, расплываясь, будто бы норовя обратиться в какое-то другое. Щегольская шелковая рубаха меняла цвет с алого на зеленый, временами превращаясь в подобие веретища. Смутное пространство вокруг исторгало из себя пляшущие силуэты домов, тщетно пытающихся определиться в своем внешнем виде.

– Лжет, – сказал Кирилл, открывая глаза. – Не Фрол то был, иной кто-то.

– Ну, Малуша-белошвея, воля твоя, – сказал князь Стерх ровным голосом. – Гордей!

– Ой, не надо, князюшко! Ой, не надо, родненький! – опять то ли завыла, то ли заскулила девка, со страхом косясь на Кирилла. – Вот теперь чистую правду скажу, правду истинную! То калика был, калика перехожий – он грамотку мне дал, он! И брать-то не хотела, князюшко, так вот и чувствовала душенька моя, что не надобно, да только вот…

– Этот калика тебе некую мзду посулил – верно?

Малуша затрясла головой и захлюпала носом:

– Как и клялся, ровно полдюжины чеканчиков отсыпал, не соврал.

– И коим образом да кому подбросить тоже он надоумил?

– Выспрашивал долго – что да где, да как у князя, а я ему сама и присоветовала. Знала, что Избор вечерами в девичью повадлив.

– А вот теперь не знаю, правду ли говорит, – вставил Кирилл. – Может, мне опять…

– Думаю, это излишне, княже, – остановил его отец Варнава. – Я к своим годам тоже малую толику дара обрел ложь от истины отличать. А ты, девица, мастера Фрола почему или зачем оговорить хотела?

Белошвея опять бросила испуганный взгляд на Кирилла, выдавила тихонько:

– Так ведь это… Ладо он мой когдатошний… Прошлым летом за жену взять обещался, а после вроде как забыл о том. Бают, на красильщикову Ружицу глаз положил.

– Вот как… – покачал головой князь Стерх. – Отомстить решила, под суд человека невинного подвести. Ну и гнусная же ты девка, Малуша. Плюнул бы, но только негоже в доме-то. Расчета не будет, тебе довольно Иудиных сребреников. Все твои. Час даю на сборы с прощаниями – и скатертью дорога. Поди прочь. Избор, притвори за нею да засов заложи.

Он тяжело опустился на лавку у стены и задумался.

– А как быть теперь с тем каликою перехожим? – с осторожностью спросил Кирилл. – Я же мог бы рассмотреть дотошно, каков он из себя. Да голос, да повадки.

– И что? – безразлично проговорил князь Стерх. – Если он и вправду странник, то давно уж неведомо где. Как по мне – ряженый, да и то не суть важно. Где искать? Кому? Тебя на все четыре стороны враз отправить? И вовсе не посланник нам нужен, а тот, кто посылал его. Так не ищут, княже.

– А как ищут?

– Да малость по-другому… – как будто с неохотой ответил князь Стерх и попросил негромко:

– Гордей, Избор, оставьте-ка нас с отцом Варнавою.

Заметно поколебавшись, добавил мягко:

– И тебя попрошу, княже Кирилле. По-отечески попрошу.

***

У основания старой разлапистой липы за спинкою скамейки что-то зашуршало, заскреблось по коре. Они обернулись, вглядываясь в темноту.

– Ёж, должно быть. Либо кто-то из котеек наших, – Держан махнул рукой, уселся поудобнее и спросил с откровенным любопытством:

– Вот скажи, а каково оно: в душах чужих читать?

Кирилл пожал плечами:

– Не знаю. Я в душах не читаю. Это где-то здесь… – он неопределенно покрутил указательным пальцем над своей макушкой.

– Всё равно здорово. Завидую я тебе, княже.

Кирилл опять пожал плечами:

– Чему тут завидовать? Неужто не ведаешь, что обретается временами в помыслах человечьих?

– Ведаю, конечно. О других говорить не стану – не знаю, а о себе-то – да… Наверное, иногда обычным золотарем себя чувствуешь.

– Обычным? Хе! Унижаешь достоинство княжеское, обидно. Куда выше бери – самим что ни на есть мастером-черпальщиком, во как!

Держан гыгыкнул и прищурился:

– А мои мысли видеть можешь?

– Только если согласишься на это. Или, по крайности, затворяться не станешь. Да ты не бойся – я сам по себе ничего чужого не вижу и не слышу. Правда, чувствую кое-что, но и то изредка.

– Я боюсь? Ну давай, скажи: о чем сейчас думаю?

Кирилл замер на мгновение, опустил веки. Подняв их опять, демонстративно сложил пальцы в кулак и приблизил его к носу Держана:

– А это что за диво такое, друже-княжиче?

Держан захлопал глазами:

– Ты чего?

– Да того! Ты же меня спрашиваешь: «Прореки, друже-княже, что это за диво такое?» и притом кукиш показывешь мысленно. А вот я тебе кулак – въяве!

Сверху послышался сдавленный смешок – князь и княжич задрали головы. Над ними в развилке широченной липовой ветви сидела на корточках хихикающая княжна Светава.