Княжич, князь

– Ровно младенца распеленываешь, – проворчал Кирилл, наливаясь нетерпением. – Ух ты! Вот это да!

Последний взмах полотна открыл тусклый блеск стали и вощеного дерева. Лихо отбросив в сторону ткань, княжич на кончиках пальцев протянул другу непривычно короткую ручницу с кривой рукоятью – хищную, смертоносную, красивую... Кирилл немедленно ухватил ее – вертя, любуясь да примеряясь к ней на разные лады:

– Уж уважил – так уважил! Хороша...

Держан крякнул удовлетворенно и на манер князя Стерха согнутым пальцем оправил едва зарождающиеся усы.

– Не снаряжена?

– Нет, конечно.

Не выпуская ручницы, Кирилл сгреб его в охапку:

– Спасибо, друже.

– Владей, чего уж там.

– Гляжу, вроде не фитильная, кремневая. Тогда колесцо где? А завод?

– А нетути. Кремешок вот сюда бьет и, высекая искру, заодно эту крышечку приотворяет. Ты глянь, как полочка устроена: пороху нипочем не высыпаться, как ни размахивай.

– Хитрó, хитро! А рукоять-то до чего ухватиста – прямо сама собою в ладонь укладывается.

– Ага. А мастер Веденя все спорил со мною, что, мол, неловка будет, пока в свою руку не взял.

– Слушай, княжиче, так ведь ее и под одеждами легко схоронить можно, и даже в рукаве.

Держан усмехнулся:

– Сколь умом-то своим ты быстр, князюшко наш, – так именно в том и была задумка моя.

– И задумка, и исполнение – всё на диво. Честь тебе, мастер Держан!

– Да ладно… – княжич смутился польщенно, подхватил с кровати кусок полотна и стал со тщанием, уголок к уголку, складывать его:

– Теперь опробовать бы. Тебе, княже. Мы-то с мастером Веденею уже испытали, вестимо. Знатный огнебой получился – на двух десятков шагов…

Кирилл спохватился, перебил его:

– Эй, друже мой дорогой! В обители любое оружие может пребывать лишь в закромах у отца ризничего да к тому же только под замком. Если бы отец Варнава застал нас сейчас, – он прищелкнул языком и покачал головой:

– Вот бы мы опробовали – ух-х-х!

– Так это… Значит, с бережением следует, – ответил Держан, набычившись. – У меня и зелья огненного с собою малость имеется, и пуль с десяток найдется. Завтра раненько выйдем с тобою из обители – вроде погулять на просторе, – а там в лесок да подалее… Что скажешь?

Кирилл поколебался, махнул рукой:

– Ладно. Утро вечера мудренее – там видно будет.

Вздохнув, с нескрываемым сожалением отложил ручницу в сторону.

– Так ведь она теперь твоя, княже! – удивился Держан. Подумал и протянул понимающе:

– А, ну да. А ты за пазуху ее, чтобы галерейный не углядел.

– Друже мой смышленый, – сказал Кирилл очень терпеливо, – ты в келии один, а я – с братом Иовом. С братом! Иовом!

– А, ну да… – повторил Держан. На этот раз сочувственно.

***

– Остановись, отец казначей, – попросил отец Варнава. – Не то сейчас ты договоришься до того, что погорельцы эти на беде своей нажиться замыслили.

Он дал знак подождать подошедшему брату Иову и проговорил сухо:

– Последует ли княжья либо общинная помощь – мне до того дела нет. Каково общее число пострадавших?

– Семь дворов дотла выгорело да сколько-то огонь в той или иной мере задел.

– Что значит «сколько-то»?

– То самих вестников слова, отче, – они не считали со тщанием, сразу к нам…

– Понятно. Добрую избу срубить – в десяток серебряных встанет, верно ли помню?

– И осьми за глаза будет, отец настоятель.

– Значит, десять – в самый раз. Да еще по два положим на каждую душу в семье! – отец Варнава едва заметно возвысил голос на последних словах, отчего отец казначей передумал возражать, захлопнул рот и быстро сложил ладони для принятия благословения. – Да гляди, не просчитайся, радея о казне монастырской. Помоги, Господи… Брат Иов!

Инок дождался, чтобы печальные вздохи отца казначея окончательно смолкли за поворотом галереи, доложил:

– На постоялом дворе у Шульги этот Афанасий встретился с неким безбородым человеком высокого роста и крепкого телосложения. Сидели за столом в углу, беседовали тихо. Братия ближе подобраться не могли, слов не разобрали. Затем собеседник Афанасия подозвал самого Шульгу и уже громко стал расспрашивать о дороге на Свенегу. Брату Арефе услышался в голосе его то ли тарконский, то ли новоримский выговор. Затем оба начали устраиваться на отдых – в разных светлицах. Брат Арефа остался, брат Савва в обитель воротился доложить. Сейчас назад собирается. Ждет.

– Так… С ним вместе еще двоих отряди. Деньги, одежды переменные – ну, сам знаешь. Всё, с Богом.

***

Под нетерпеливой рукою задергалась закрытая дверь, за нею прозвучало сердитое Кириллово:

– Эй, затворниче! Как это там: «Молитвами святых отец наших…» Просыпайся, отворяй!

Держан откинул засов, тут же получив от входа приветственный княжий тычок в грудь:

– Ты чего это запираешься? Кроме самого настоятеля никому в обители не позволяется. Да и он этим правом почти не пользуется.

– А почто на запор не затворяться, раз уж он есть?

– А пото! По-твоему, например, брат Иов непременно должен всякую встречную рожу набок своротить, раз уж он – мастер неозброя? Так, что ли?

– Вестимо, нет. Это только князь должен на друга своего орать вместо вежества утреннего.

Кирилл сбавил в голосе:

– Да ты и сам на меня орешь.