Княжий человек

Пир был в самом разгаре. Данила пил и ел, хотя вроде бы уже давно был сыт, но люди кругом так искренне и жадно поглощали еду, что невольно просыпался аппетит. В пиршественную пригласили скоморохов и бродячих музыкантов. Те исполнили несколько акробатических этюдов, затем сыграли какую-то композицию на бубнах и свирелях, монотонную, но приятную. Отыграв, музыканты сгрудились в углу и снова взялись за инструменты, выдавая на этот раз уже быструю ритмичную мелодию. Желающие потянулись в центр зала – танцевать. Данила остался на месте, чтобы не позориться – не потому, что плохо танцевал, а потому, что танцам, как и много чему ещё, здесь придавали сакральный смысл. Ненароком ещё посватаешься к девушке, потом жениться придётся.

Раз Данила сидел, то и Улада не двинулась с места, но, глядя на неё, сразу становилось понятно, что девушке очень хочется пуститься в пляс. Она как-то обмолвилась, что очень любит танцевать, мама её с раннего детства учила разным танцам, которые Улада потом исполняла на праздниках в честь богов. За столом звучали здравицы, пожелания удачи, кто-то тискал у себя на коленках девок, но веселье постепенно сходило на нет. Молодцов всё чаще поглядывал на Уладу, и та понимала его взгляд, им обоим хотелось свалить из этого весёлого раздолья и наконец-то уединиться вдвоём. На скамью напротив плюхнулся Ломята в обнимку с попасто-сисястой бабёнкой, неудачно загородив Уладу.

– Слушай, а мы где ночевать сегодня будем? – спросил у товарища Молодцов.

– А ты что, спать сегодня собираешься, Даниил? – и словно почувствовал взгляд, направленный сквозь него: – А-а-а… понятно, тебе же не нужно искать ту, что ночью постель согреет. Можешь вон у челяди спросить, они вам найдут, где переночевать. Уже уходить можно, хозяина не обидишь.

– Понятно, спасибо.

Данила вышел из-за стола, Улада тут же направилась ему навстречу, они обнялись в центре зала, но на них никто не обращал внимания.

– Пошли, сейчас найду, где тут переночевать, – сказал Молодцов.

– Не надо, сегодня я хочу быть только с тобой, перед тобой одним. Идём, я знаю место, не бойся – я заплачу из своих денег.

– Вот ещё, платить ты за меня будешь, – фыркнул Данила. – Ну пошли, куда скажешь. Только я улажу кое-какие мелочи.

В воротах им встретился Клек – вот уж кого неожиданно было здесь увидеть.

– Ты чего, Клек, сам же рвался на пир? – спросил Молодцов.

– Так я на пиру и побывал, а девки у Будимира те же самые, лучших я ещё в прошлом году перепробовал. Пойду-ка, поищу чего-нибудь нового.

– Знаю я, куда ты пойдёшь, пробовать.

– Да и я знаю, куда вы вдвоём направились, – подмигнул варяг.

– Одна я не знаю, куда мы идём, проводите меня, добры вои, – сказала Улада и засмеялась.

Обережники промолчали.

Путь пролегал к реке, ближе к пристани. И в самом деле, не сговариваясь, втроём они пришли к тому самому публичному дому, куда приводил Данилу Ждан полгода назад. Здание ничуть не изменилось, ни внутри, ни снаружи – тот же аромат благовоний и видавшие виды ковры, тот же владелец.

Улада с Данилой прошли на второй этаж, а Клек остался внизу – ему предстоял нелёгкий выбор из десятка работниц борделя.

Придя в отведённый «номер», Молодцов сразу плюхнулся на кровать из тюфяков, набитых неизвестным содержимым. Улада плотно закрыла дверь и ставни, запалила лучину. После взялась за сапоги Данилы, которые тот не снял по забывчивости, один за другим стянула их и поставила куда-то в угол. Это произошло так быстро и неожиданно, что обережник даже не смог отреагировать.

– Сегодня я буду только для тебя, – жарко прошептала на ухо Улада.

Она быстро разделась, непривычно неловко и торопливо, что выдавало волнение, распустила волнами волосы по обнажённому телу, замерла в свете лучины, давая собой налюбоваться. Интересно, почему она сейчас такая пылкая и взволнованная? Только ли от того, что они, наконец, остались вдвоём? Уладе же вроде всегда было плевать на свидетелей, или всё-таки ей не всё равно?

– Смотри на меня! – хрипло провозгласила девушка, это прозвучало как приказ и мольба одновременно.

И началось… Это был не танец. Это было что-то за пределами обычного восприятия. Рисунок движений, мелькающие руки, взлетающие и опадающие волосы, изгибающаяся спина, живот, ноги, мокрые от пота, блестящие в свете лучины, – всё это создавало особую магию. Данила, наблюдая за этим чарующим танцем, уносился куда-то в мир блаженства и красоты. Но желание, банальное, плотское, брало своё. Улада больше не создавала гармонию движений, она танцевала всё развязнее, демонстративно вульгарно. Выгибалась, выставляя грудь, широко раздвигала ноги, гладила лобок, сама получая удовольствие от своих движений. Никакой стриптизёрше или порноактрисе не под силу даже наполовину быть настолько эротичной. От такого зрелища просто сносило крышу.