Княжий человек

Последняя фраза прозвучала как угроза, за ней чувствовалась недосказанность: тебе доверяю, но если моё доверие обманешь, то пожалеешь.

– Тебе с булгарами будет проще договориться, чем варягам, которые кланяются только Перуну.

– Я один поплыву или людей в сопровождение дашь?

– Зачем? У тебя же, считай, целая дружина есть, да ещё из каких воинов! И купец какой товаровитый.

Видя, как нахмурился Воислав, Добрыня добавил:

– Будет тебе кручиниться, я же твоих людей силком не беру. Заплачу по чести, даже больше, чем твой купчик тебе платит.

– Путята вроде не собирался плыть в Булгарию, – напомнил Воислав.

– Соберётся. Не переживай: продаст он там товар не дешевле, чем в Царьграде. И здесь закупится, в Киеве, по хорошей цене. Вы все, считай, теперь будете княжьи люди, а за это льгота полагается. Понимаю, дело рисковое, всякое может случиться, не сдюжишь – беды большой не будет.

«И ты ничего не потеряешь, старый лис!» – мысленно добавил Воислав.

Пока он отягощал свои мысли щедрым предложением новгородского посадника, сулящим немало проблем и трудностей, Вуефаст сидел на лавке и безразличным взглядом оглядывал дорогое убранство княжеских хором. Над маршем лестницы, тихо, будто сам собой, появился золочёный шлем, за ним лицо с длинными синими усами, грудь, прикрытая добрым панцирем. Знатный воин поднимался в доспехах беззвучно, словно рысь, за ним шествовали трое молодых, безбородых воинов, но северян, судя по лицам.

Возле лавки воин остановился, снял шлем, откинул пшеничный чуб, слегка склонил голову и приложил руку к груди.

– Здрав будь, Вуефаст Ольбардович, я Пежич, воевода киевский. Мы все, сотники и воеводы, прознали, что в Киев прибыл сам ближник великого Святослава, бывший голосом его перед ромейским кесарем. Как услышали это, поняли, что неспроста Перун тебя послал нам в канун Праздника. Старший, мы все как есть решили пригласить тебя на Большое Капище. Высокое место получишь, лучшие яства и мёд отведаешь.

Вуефаст спрятал усмешку в седые усы.

– И правда, честь большая, но стар я уже для воинской пляски, а в стороне стоять и смотреть не хочу. Рабов и без меня прирежут. Всё равно не люба такая кровь Перуну. Перун любит не согнутые выи, а перерубленные. А мне ещё достанет сил пустить кровушку врагам. Надеюсь, я ещё приму смерть достойную в бою, пока же… дозвольте мне самому говорить с Богом.

Последние слова прозвучали как приказ. Посланники переглянулись, немного растерялись, но не обиделись, а от твёрдых слов только ещё больше зауважали старого варяга.

– Будь по-твоему, Вуефаст Ольбардович, если любо тебе самому говорить с Перуном, мы мешать не будем, но знай, в Киеве среди гриди и воевод ты всегда будешь уважаемым человеком.

Воевода склонил голову, Вуефаст ответил тем же и снова принял безразличный вид. Пежич с пристяжью отбыл, так же тихо, как пришёл. Стража у двери на разговор вообще никак не отреагировала.

– Но коли сладится всё, – продолжал хитро вести речи пестун князя. – Одарен и обласкан будешь по-княжьи. И ты, и дружина твоя. И златом, и парчой, и место за столом получишь. И землю! Не только в Киеве, но и в самой Булгарии. А ты сам знаешь, земля там богатая, тучная, христианская. Там любо будет твоему сердцу.

Воислав склонил голову: да, Добрыня нашёл чем его зацепить – покой для тела и буйного духа славного воина был желанен.

«Радмила будет рада», – подумал он.

– Вижу, по душе предложение, – улыбнулся Добрыня. – Ну что ж, отплывать будешь не сейчас, а в конце серпеня. Тогда присягу дашь не мне, а самому Владимиру! – мощно провозгласил Добрыня, аж стены завибрировали.

Воислав опять погрустнел: служить язычнику, убившему собственного брата, ему было не с руки. Тем более он когда-то давно приносил присягу именно Ярополку Святославичу, но теперь на попятную идти было поздно.

– С тобой мы всё порешили, но хочу я и с Вуефастом поговорить. Я тоже о нём много славного слышал. При тебе буду разговаривать, чтобы не думал, будто козни за твоей спиной чиню.

Вуефаст пришёл, поклонился с достоинством, принял кубок из рук Добрыни, осушил.

– Послушай, Вуефаст, сын Ольбарда, ты человек достойный и уважаемый, много славы стяжавший, разные страны повидал, хочу спросить у тебя: много ли доблести будет сражаться за земли, которые можем не удержать, но в сече погибнет много славных воинов. Воинов Руси княжьей!

– Воину погибнуть в сражении честь! – не задумываясь, ответил старый варяг. – Перуну люба кровавая сеча. Сам Святослав погиб в сече, зато помнить его будут нескончаемые поколения. Главное род свой сохранить, чтобы было кому после славу отцов стяжать.

– Однако славные воины пригодятся на своей земле, что им на чужой земле сгинуть? – с прищуром заметил дядя Владимира.

– Они не сгинут, а уйдут в Ирий к Перуну на крылатых конях. Воины должны воевать, ходить в походы: по морю или в степи – не важно, – безусловно ответил Вуефаст.

Добрыня не выглядел ни рассерженным, ни недовольным.

– Будь по-твоему, – согласился он и разлил вино по кубкам, провозгласил тост: – За ваш будущий поход! Пусть боги к вам будут благосклонны, в каких бы вы землях ни были.